Сад (переработанное)

Сегодня, когда начался затяжной дождь и все женщины отправились домой, Лиза тоже исчезла. Но Вера не допускала мысли, что та пойдет к конопляному полю, потому и удивилась ее неожиданному возвращению. А Лиза пришла не с пустыми руками: широко распахнув двери, она втащила в комнату снопики:

Принимай, подруженька, образчики! Это — с большой полосы. Это — с опытной…

— Спасибо, Лиза! Спасибо! — Вера ставила образцы возле стены. — Пригодятся для выставки!..

С Лизиной юбки ружьями стекала вода.

— Сбрасывай мокрое, — потребовала Вера. — Накинь мое пальто, а твое просушим. И сама отогреешься у печки. Иззяблась ты под дождем. Даже губы посинели…

И Вера помогла Лизе снять прилипшую к рукам и плечам мокрую кофту.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ранней весной в Луговатку приехали из города на двух автобусах и нескольких «газиках» известные ученые, чьи имена то и дело появлялись на страницах журналов и обложках книг. Прибыли также директора и агрономы совхозов, председатели всех колхозов района. И сразу же отправились в поля. Машины, у которых колеса были обмотаны цепями, вереницей двигались по раскисшей дороге, разбрызгивая. воду из лужиц, раскидывая грязь по сторонам.

Ветер утих как бы для того, чтобы небо, по-весеннему молодое, могло вдоволь налюбоваться собою, глядясь в многочисленные зеркала апрельской снеговой воды. Да и само небо сияло, как зеркало. Одинокие белые облака, проплывавшие высоко-высоко, казались отражением снежных сугробов, которые все еще лежали длинными и довольно широкими лентами возле старых лесных посадок. Чистая грива была полосатой, по-особому нарядной. Вот такой она бывает всего лишь полнедели. Промелькнут эти деньки, и поля сменят ранний наряд на другой, потом на третий, тоже по-своему красивый, более богатый, а в конце лета даже роскошный, но ни один не затмит в памяти этой весенней поры.

Рядом с Шаровым на первой машине сидел Огнев и тоже любовался полями.

— Я вам скажу, только-только начинаем по-хозяйски использовать землю. Еще все впереди…

Колонна автомобилей остановилась в полях, защищенных лесными заслонами. Гости вышли из машин и направились к той кромке лесной полосы, которая уже освободилась от снега. Пахло прелыми прошлогодними и снеговой водой. Но более всего был приятен аромат только что проснувшихся слегка набухклейких почек бесчисленных тополей, что стояли рядами поперек всей Чистой гривы. На обочине, пригретой солнцем, уже сияли золотые капельки цветов мать- мачехи.

А высоко в небе жаворонки рассыпали задорную трель — хвалу весне.

Вторая половина лесной полосы утопала в снегу. Оттуда белое крыло сугроба раскинулось так широко, что все еще покрывало добрых две трети полевой клетки.

Те из гостей, кто был обут в сапоги, прошли через сугроб, проваливаясь по колено в зернистый снег. Шарова расспрашивали, насколько велик был снежный покров зимой.

Сугроб закончился тонким стеклянистым гребешком. Дальше — талая земля, от влаги сизоватая, как спелый чернослив. Там ходили колхозники с лопатами, делали неглубокие бороздки и по ним пропускали ручейки, чтобы досыта напоить живой водой землю всей клетки, до самой опушки второй лесной полосы, где белели прямые, как свечи, стволы молодых березок, выращенных Василием.

— Если на этом поле, — говорил Шаров, — сохранить влагу до июньской жары, тогда мы опять будем с хлебом.

— Вы что же — снова ждете засуху?!

— Ждать — не ждем, а на всякий случай готовимся…

2

Среди гостей был Забалуев.

…Четыре с лишним года назад Неустроев привез его в отдаленную и самую маленькую артель «Прогресс». Кругом той деревеньки — каменные увалы да леса. Сливать колхоз было не с кем. Сеяли там всего лишь полтораста гектаров. Такое хозяйство Сергею Макаровичу — по плечу.

Едва они успели войти в переполненную контору перед началом собрания, как по углам захихикали молодые просмешницы:

— Глядите — нового жениха примчали на смотрины! Лысого!

— Вроде староват…

— Наверно, больше никуда не пригодился…

Неустроев слышал эти насмешки, потому и говорил долго о его опытности, о его энергии, даже о славе упомянул.

Забалуев сидел, задумчиво опустив голову. Да, была когда-то у него слава, но непостоянная, вроде вешней воды на заливных лугах. Разлилась вода толстым слоем, всюду разлилась, куда достигал глаз, и Сергей Макарович чувствовал себя карасем на выгуле: привольно, куда вздумал, туда и плыви. Но вот начала скатываться вода, все быстрее и быстрее, оголились луга, пересохли озера, и жабры раздулись от ила — дышать стало нечем!.. Сам виноват, засиделся на одном месте. Пора в новый водоем. И здесь он себя покажет. Сызнова выйдет в знатные… Он поднял голову. На трибуну шагнул твердо и уверенно. Говорил о высоких урожаях, обещал богатый трудодень. Его приняли в колхоз и тут же избрали председателем.