День был на исходе, когда Векшина вышла от Дорогиных. На улице она встретилась с Забалуевым и дородной девушкой, которая не уступала председателю ни ростом, ни шириной плеч. Это была Лиза Скрипунова. Представив ее Дарье Николаевне как звеньевую высокого урожая, Сергей Макарович сказал, что они идут к агроному Чеснокову посоветоваться о наилучшем сорте пшеницы для рекордного посева. Может, Дарья Николаевна пожелает пройти вместе с ними и посмотреть, какой добротный дом колхоз отдал под контору сортоиспытательного участка? Как, она уже успела побывать там?! А он-то, Забалуев, даже не знал об этом. Вот обмишурился! Этак, чего доброго, может опоздать с показом хозяйства? Наверно, Дарья. Николаевна уже везде заглянула?
— Нет, я без хозяина не заглядываю, — поспешила успокоить его Векшина.
Лизу она спросила, какое обязательство взяло ее звено. Девушка смущенно пробормотала:
— Как можно богаче урожай вырастить… Чтобы лучше всех в районе….
— На тридцать центнеров замахнулись девки! — пришел на помощь Забалуев. — И соберут! Даю слово хлебороба! Соберут с рекордного участка! — Спохватившись, понизил голос: — А в поле… Ты, Дарья Николаевна, сама знаешь, старая земля… Пырей душит. Родится пшеничка по десятку центнеров. И то…
— А ты заставь родить больше. Помнишь, что Мичурин советовал? Не ждать милости…
— Это не нам — садоводам.
— Ты так думаешь?
— Точно. Хоть у Чеснокова спроси. Башковитый человек!..
— Тут и спрашивать нечего. От Мичурина новые пути… Надо бы вам, кружок организовать, лекции послушать… К весне обещают тракторов немножко добавить. Можно будет землю обрабатывать уже по всем правилам. Агрономы-то советуют лущить несколько раз…
«И за каждое лущение платить…» — мысленно возразил Забалуев. А вслух сказал:
— Высокие урожаи — первая забота… Но природа, язви ее, упрямая. Да и земля не позволяет. Не зря хлебопоставки-то с нас берут по низшей группе.
— Только что хвалился, а теперь прибедняешься, — заметила Векшина. — Раньше у тебя не было такого шараханья.
— Правду говорю… Сорняки…
Лиза боялась, что в разговоре о том, как добиться высокого урожая, она еще больше растеряется, и, кивнув головой, ушла. А Векшина и Забалуев направились к старому дому, с шатровой крышей, которая успела прогнить и так сползти на один бок, что из-под досок едва виднелась вывеска правления колхоза. Ни тесовых ворот, ни забора не было. От столбов остались пеньки. По- видимому, сторожиха топором откалывала щепы на растопку печей.
— Да-а! — покачала головой Векшина. — Эдак ты, чего доброго, будешь крыльцо разбирать на дрова.
— Нет, нет. Что ты… — замахал руками Забалуев. — Это, понимаешь, до моего приезда начали ограду в печах палить…
— А ты прикончил. Хозяин!.. Ведь ты же, Сергей Макарович, подымал отсталые колхозы.
— Другая была пора. В каждом дворе — по мужику. А теперь — вдовы. Я между ними как захудалый петух — землю скребу, кур созываю, но им поклевать нечего. Вот и разбредаются по своим огородам…
Под ногами скрипели широкие доски покосившегося пола. Забалуев провел Векшину в кабинет. Там возле стен, с которых штукатурка наполовину обвалилась, стояли хромые скамейки, а посредине — стол, забрызганный чернилами.
— Бедно!
— Мы, Дарья Николаевна, копейку берегли: больше ста тысяч внесли на постройку самолетов да танков! Я сам передавал летчикам аэроплан от нашего колхоза. У нас благодарности имеются…
— Ну, а теперь-то уже можно бы побелить. И наглядной агитации нет: ни плакатов, ни лозунгов.
— Мог бы я диванов накупить, обставить контору, как бюрократ. Но на мягких диванах дремлется. А я не люблю, когда люди засиживаются по кабинетам. Ой, не люблю! И сам все время — на производстве, с народом… А плакаты, что же, их наклеить недолго…
Сняв шапку, пальто и оставшись во фронтовом кителе, Векшина прошлась по кабинету. Сергей Макарович опустился на табуретку и сложил руки на стол.
— Потолкуем о делах и пойдем ко мне ужинать. А то, понимаешь, обидно: первый раз приехала и… — Забалуев пожал плечами. — К кому пошла обедать? К Бесша… к Дорогину. Колхозники видели…
— Ну и что же?! — Векшина подсела к столу. — Хороший человек, передовой…
— Не перехваливай. Лучше у меня спроси. Избегают его ответственные-то работники. Товарищ Неустроев к нему — ни ногой…
— Почему? Разве есть что-нибудь компрометирующее?
— Еще бы! Связь с заграницей!
— Какая там связь — несчастье.
— Американские деньги получает, посылки… И то забывать нельзя: в единоличниках крепко жил.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь. Он был середняком.
— А сынок его, преподобный Гришенька?.. Слыхала?.. Вот тут-то и загвоздка!
— И что же?.. Старик не должен отвечать за взрослого сына.
— Э-э, Дарья Николавна! — Забалуев погрозил толстым пальцем с крючковатым ногтем. — Про бдительность забыла! Поговори с товарищем Неустроевым: он тебе мозги вправит!