Сад (переработанное)

— Подожди-подожди. Кто такой Дорогин? Вспомни. Кто первым в колхоз вступил? Он! Кто был первым председателем? Его жена, старая партийка, светлой души человек! А ты за недругами повторяешь… Да как же это можно забыть? Сергей Макарович! Ты же здешний человек, все знаешь. Ну и растолковал бы Неустроеву…

— Попробуй сама…

— А чего страшиться? Для нас правда всего дороже. Поставлю вопрос прямо. И в крайком пойду. Понадобится — в Москву поеду.

— Валяй, — усмехнулся Забалуев, махнув рукой. — Тебе, видать, шею еще не ломали?

— Старого опытника затерли, — продолжала Дарья Николаевна горячо и возмущенно, — заслуженного человека… Как же это можно терпеть?.. У вас с ним какие-то личные нелады? Из-за чего?

— Да нет… Теперь вроде ничего личного. Разве что из-за этих окаянных прививок. Только. Выдумал он летом делать. Пес его знает, какие такие прививки. Агроном Чесноков взял да и проверил — брехня! Вредная затея! Ну, понятно, написал…

— А в редакции поторопились напечатать.

— Ты погляди у Чеснокова — все летние прививки посохли. А я не хочу, чтобы колхозный сад погибал, — понимаешь, деньги дает!.. Ну и собирал бы старик яблоки, не мудрил, а он…

— Если вам Дорогин не нужен, его любой колхоз примет.

— Ну, что ты, Дарья Николаевна! Что ты! Да я с Трофимом скоро породнюсь! Вера-то просваталась за моего Семена.

— Вон что! Я не знала.

— А как же! Во время проводов в армию… Но я люблю правду говорить, — Забалуев стукнул себя кулаком в грудь: — Трофим только для своей славы старается.

— Неверно. Мне кажется, он заботится об общем деле. И больше других.

Неожиданно для Забалуева Векшина спросила изменившимся, мягким и глубоко заинтересованным голосом:

— Ну, а как ты учишься?

— Дарья Николаевна, это сложный вопрос. — Сергей Макарович провел рукой по лицу и принялся объяснять: — Ежели бы я служащим был — далеко бы ушел по учебе. Отсидел бы свои часы в канцелярии, дома спокойно пообедал бы — и за книгу. А у меня же хозяйство-то какое! Ты посмотри…

— Завтра посмотрим все. Хозяйство большое, и тебе, по-моему, надо нажимать на учебу.

— А работать кто за меня будет? Мне нужно везде поспеть, за всем доглядеть, все направить.

— Ты всего на себя не бери. Дай возможность бригадирам проявлять инициативу.

Не прислушиваясь к словам Векшиной, Забалуев продолжал:

— Мне бывает, вздремнуть некогда. Так умаюсь, что глаза слипаются, хоть распорки ставь, а я бегу и дело делаю!

— Пойми, Сергей Макарович, ваш колхоз отстает от других. Я удивилась этому. Что, думаю, такое случилось? Неужели председатель ослабил руководство?..

— Я плохо хозяйствую?! А за что мне награды давали? — шумно и обидчиво перебил Забалуев и так провел рукой по груди, что зазвенели ордена и медали. — По-твоему, правительство ошиблось?

— Об этом и разговора быть не может. Во время войны ты по хлебозаготовкам вырвался вперед других, и тебя законно отметили. А теперь по всем сводкам колхоз отстает.

Запал хвастовства у Сергея Макаровича кончился — он больше не возражал.

— Мы в райкоме советовались — пора вам в обоих колхозах Глядена создать свои партийные организации, — сказала Векшина. — Как ты думаешь?

— Пожалуй, надо бы. Но… — Забалуев почесал за ухом. — У нас в «Колосе Октября» коммунистов мало, — раз, два и обчелся.

— Пять членов партии. Разве это мало?.. И, конечно, у вас будут кандидаты.

— В секретари некого. Огнев больно горячий, да и молодой — с фронтовым стажем.

— Это хорошо, когда у коммуниста — горячее сердце… Завтра на собрании обменяемся мнениями.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

От Глядена до Луговатки по Чистой гриве — тридцать пять километров, для сибирских просторов — путь недалекий, но в зимнее время не было прямой дороги, и Векшина поехала через выселок. Там она заночевала, повидалась с колхозниками, побыла на заседании правления и, выехав в обеденную пору, только в сумерки увидела прямые, как это бывает в морозные вечера, столбы дыма.

Дарья Николаевна везла маленький сверток, которым очень дорожил ее однополчанин, гвардии рядовой Филимон Бабкин.

При каждой встрече с Шаровым Векшина порывалась отдать ему сверток, но всякий раз передумывала, — то, чем дорожил покойный, неловко пересылать с попутчиком, надо передать из рук в руки его близким…

Вот и окраина села. Дарья Николаевна приподнялась в санях. Избы маленькие, ветхие. Раньше они не казались такими. Но все окружены оградами, во дворах — поленницы березовых дров. Не то что в Глядене. А ведь оба села — на одной и той же Чистой гриве, где, за исключением заповедного бора, нет лесов, — погонялку для коня и то не отыщешь. Значит, в Луговатке сохранился добрый порядок: ранней весной сплавляют по Жерновке дрова, заготовленные в верховьях реки. А в Глядене забыли про лесосплав…  Но сейчас Забалуев должен вытянуть колхоз на гору.