Сад (переработанное)

Раскаленный диск солнца уже коснулся земли. Над полями расстилался парок. Пахло молодыми травами, всходами хлебов. Гудели тракторы.

После долгого весеннего дня люди возвращались на бригадный стан. Неподалеку от кухни Кондрашов, засучив рукава, склонился перед умывальником, пригоршнями плескал воду на лицо. На его плече висело старое полотенце, протертое до дыр. Посматривая, нет ли где-нибудь на холстинке целого места, чтобы утереться, он отошел в сторонку и столкнулся с председателем, за которым, поскрипывая протезами, шагал от машины Елкин. Глянув на того и другого, бригадир встревожился:

— Что-то стряслось неладное?.. Я сейчас… — Смахнув влагу с лица, протянул полотенце. — Мойте руки. И пойдемте ужинать. Там и поговорим.

Длинные столы походили на топчаны. Шаров с Елкиным сели за самый дальний, где их уже поджидал Кондрашов, успевший поставить тарелки, полные пшенной каши со шкварками, и нарезать хлеба. Не притрагиваясь к еде, Шаров качнул головой:

— Выручай, Герасим Матвеевич…

Когда он рассказал обо всем, Кондрашов почесал за ухом:

— Картошку на семена еще можно насбирать. Не в этом загвоздка. Земли-то у нас доброй не осталось — вот беда.

— Надо найти.

— Слов нет — надо. А где ее взять? Пустошь распахать? Не будет толку… Зря отхватили у меня ленту паров под лесную-то полосу…

— А если в саду? На новом участке, — подсказал Елкин. — Все равно междурядья придется обрабатывать.

— Верно! — оживился Шаров. — И земля готовая.

— Люди поужинают — о семенах потолкуем, — сказал Кондрашов. — Утром — за лопаты. А сейчас — за ложки. Каша-то остывает.

Но каша была еще горячая. Она так понравилась, что все трое ели, обжигаясь.

Шаров вспомнил о доме. Жена ждет к ужину, заведет свой разговор… Лучше бы не сегодня, — без того достаточно неприятностей…

С бригадного стана все трое выехали в сад, когда на небе, словно белые кувшинки на озере, расцвели звезды. Разбудив Васю Бабкина, вместе с ним побывали на новом участке, помяли землю в руках, условились, что завтра вся садоводческая бригада займется посадкой картофеля.

В село возвращались в полночь. Кондрашов обещал не только одолжить несколько мешков своей картошки, но и побывать у соседей…

Татьяна спала крепко, не слышала, что муж лег рядом с нею. И утром проснулась только тогда, когда он, натягивая сапог, стукнул каблуком о пол.

— Павлик, ты уже уходишь?! Так рано…

— Понимаешь, Танюша, горячая пора. С картошкой у нас…

— С картошкой?! Зачем нам теперь картошка?.. Ты, надеюсь, в институте уже оформился? А мне даже не рассказал, не разбудил…

Вскочив с кровати, Татьяна подбежала к мужу, когда он уже застегивал ремень поверх гимнастерки, и обвила его шею горячими руками.

— Когда тебе выходить на службу? Когда?.. Ну, чего ты не смотришь мне в глаза?.. Я же всем договорилась… Или ты не прочитал моей записки?

— Я, Танюша… Да ты не сердись… П-пойми…

Шаров хотел поцеловать жену в щеку, но она отшатнулась от него.

— Ты даже не был в институте? Не был?!

— И не п-пойду.

— Боже мой! В какое положение ты меня поставил! Я договаривалась, просила человека… И вот, когда все улажено… Ну, пеняй на себя!..

Татьяна, прикусив нижнюю губу, чтобы не разрыдаться, метнулась в постель.

— Не подходи ко мне… Не подходи…

— У меня, мать, вчера был такой тяжелый день…

— Они все у тебя будут такие, пока… пока ты не переменишься… Бычиный характер! Молчишь и все делаешь по-своему… Сам и расплачивайся…

— Н-ну, что же… — Шаров повернулся и, выходя из комнаты, уже на пороге проронил: — Я — в п-полевые бригады. На весь день…

4

Каждое утро Вася просыпался с мыслями о письме. Когда же придет ответ? Когда? И что напишет Вера? Каким чувством будут наполнены строки ее письма? Вспомнит ли избушку в саду? А вдруг там суровое: «Забудь…» Нет, нет, только не это!..

Получая почту для бригады, он всякий раз торопливо перебирал газеты и журналы, а потом, для большей достоверности, спрашивал:

— Мне опять нет письма?

— Пишут, — смеялась заведующая почтовым отделением, курносая женщина, сестра Капы. — Пишут длинное-предлинное письмо! Для второго — бумагу готовят, для третьего — чернила разводят!..

Он был бы рад и маленькой открытке, лишь бы на ней стояла короткая надпись: «Вера». Только одно имя… Много раз он писал это дорогое для него имя палочкой на земле, но озорной ветер тотчас сдувал все, не оставляя следа.

Имена у них начинаются с одной и той же буквы. Надо бы и прозвище придумать тоже с одной. Но лучше «Незабудки» он придумать ничего не мог, чаще всего называл девушку этим скромным цветком.

На опушке бора Вася набрал букет незабудок, которые, казалось, спорили своей легкой голубизной с весенним небом, и поставил на свой стол в старой избе.

Капа, заглянув туда, рассмеялась:

— Не цветы, а мышиные хвостики! Ты бы еще нарвал пастушьей сумки!..

— Кому что нравится. Говорят, на вкус да н. цвет товарищей нет…

— А я люблю большие цветы. Чтобы сами в глаза лезли и сердце обжигали! Есть такие…