— К будущему году стройте зернофабрику, — посоветовал Желнин. — Я видел, на селекционной станции. Поточная линия: веялки, сушилка, опять веялки, уже для сухой очистки, сортировка. У въезда сыплют в бункер сырую пшеницу, прямо из-под комбайна, а на другом конце принимают в мешки сухое зерно. И все двигает электричество! Рабочих шесть человек.
— А у нас на очистке зерна — семьдесят! И то не управляются…
Пообещав прислать чертежи, Желнин направился в Гляден. По дороге он останавливался еще несколько раз. Поля колхоза «Колос Октября» заросли пыреем, молочаем и сурепкой. Все там полегло, одни толстые, жилистые стебли осота стояли прямо, маяча пушистыми султанчиками. Набухшие в ненастье, колосья еще не успели просохнуть. Кое-где на них зеленели ростки.
Неподалеку виднелись люди. Желнин подъехал к ним. Это были студентки педагогического института. Они неумело подкашивали хлеб и отбрасывали в валки; двигались так скученно, что могли порубить одна другой ноги. Андрей Гаврилович расставил их по местам, некоторым показал, как держать черенок литовки, как точить лезвие оселком. '
К полосе подошел трактор с комбайном на прицепе, чтобы обмолотить то, что подкосили девушки.
. — Отчего у вас хлеб такой сорный? — спросил Андрей Гаврилович бригадира тракторного отряда.
— Оттого, товарищ Желнин, что вы Забалуеву мало шею мылите! В передовиках ходит! — ответил бригадир упреками. — А вы бы пригляделись к нему… Как добрые люди, к примеру луговатовцы, готовят землю? По нескольку раз лущат культиваторами, сначала спровоцируют сорняки — заставят прорасти, потом уничтожат подчистую и только после того начинают сеять. А Забалуев норовит все одним махом сделать, чтобы меньше платить за работу МТС. Больно экономный! Только от этой «экономии» — кругом убыток…
Прямота понравилась Желнину; пожимая руку бригадиру, он сказал, что «крайком поправит» Забалуева.
Большая полоса была наполовину скошена комбайном. Остались обширные кулиги, где пшеница лежала, прихлестанная к земле. Одну из таких кулиг убирали тракторной сенокосилкой, которая брила все под корень. Но трактор шел по скошенному хлебу и тяжелыми клыкастыми колесами вминал его в землю. На тракторе и на сенокосилке сидели молодые парни. Андрей Гаврилович остановил машину:
— Обмолачиваете? Мышам на корм зарываете?
— Что приказано, то и делаем, — ответил тракторист и, протянув растопыренные руки, добавил: — Не могу же я своими пятернями отгребать.
— Заглушите мотор.
Парни, ворча себе под нос, ногами откидывали скошенный хлеб, освобождая место для прохода трактора вокруг кулиги…
Забалуева не удалось найти в поле. Не застал его Желнин и в селе. Бухгалтер Облучков, прищелкнув языком, сказал:
— В страдную пору Сергея Макаровича ловить — все равно что за вихрем гоняться! Везде норовит побывать. Где затруднение — сам командует.
Желнин направился в сад. Машина шла по дороге через коровий выгон, в углу которого был рекордный участок Лизы Скрипуновой.
Андрей Гаврилович подъехал к жницам. Девушки, перешептываясь, окружили машину. Подошла Фекла Силантьевна с серпом на плече.
— За звеньевую тут работает моя дочка. Скрипунова. Может, доводилось слышать? Прошлым летом моя девуня на конопле была первой из всего звена! — Она повернулась к дочери. — Лизавета, скажи сама.
Но Лиза, ссутулясь, спряталась за подруг.
— Стеснительная девушка — во всем колхозе не сыскать такой! — Фекла потянула дочь за рукав. — Скажи, Лизавета.
— А что говорить-то? — Лиза распрямилась. — Пусть сами глядят, какой есть урожай. От моих слов он не прибавится, не уменьшится.
Желнин вышел из машины, взял в руки сноп, присмотрелся к колосьям.
— Урожай отличный! Видны забота и старание!
— Подымаем серпами, чтобы каждое зернышко сберечь, — рассказывала Фекла. — Заботливее моей Лизаветушки во всем свете нет. Пальчик серпом располоснула, а сама все жнет и жнет: боль ей нипочем!
— Мамонька, хватит, — попросила Лиза. — Не надо…
— Почему не надо? Пусть добрые люди знают, как наши колхозницы об урожае заботятся. Ни силы, ни здоровья — ничего не жалеем.
Андрей Гаврилович спешил в сад, но Фекла Силантьевна все удерживала и удерживала его своим разговором.
— Торопится моя Лизавета. Торопится, бережливая, убрать свои гектары за сухую погодушку…
— Хорошим трудом земля держится! — Желнин пожал руку Фекле Силантьевне. — Будьте здоровы! — И уже из машины добавил: — Желаю успехов!
Высокий тополевый заслон и ворота сада остались позади. На въездной аллее, под сводами из ветвей старых вязов, колеса машины зашуршали сухой листвой. Запахло спелыми яблоками.
Выйдя из машины, Желнин направился к сараю, где большими ворохами лежали яблочки величиной с мелкие головки мака. Одни алые, другие красные, третьи золотистые. Две женщины черпали их ведрами и через борт насыпали в трехтонку: урожай отгружался в город, на кондитерскую фабрику.
Неподалеку стоял пресс. Яблочный сок сливался в чан. От сторожки доносилось побулькивание, — там бродило молодое вино в огромных бочках…
Дорогин был далеко в саду. Заслышав легковую машину, он пошел встречать гостя.