— Рапортую краевому комитету партии и лично…
Дорогин, запрокинув голову, расхохотался так, что от колыхавшейся бороды по комнате поплыл ветерок. Желнин, сдвинув брови, перебил Забалуева резким — от возмущения — голосом:
— Вы не на трибуне! К чему эту официальщину несете?
— А… да… Привык я… — забормотал Забалуев, сбившись с тона и недоуменно поглядывая то на одного, то на другого. — Хотел, чтобы вы были сразу в курсе дела…
— Ну и рассказывайте простым человеческим языком. А то начали… Я не узнаю вас, Сергей Макарович.
— Припоздал я маленько явиться, — извинился Забалуев, и на его лбу, словно смолка на оголенном стволе сосны, вздулись капли пота. — Но никак не мог оторваться от машины, поломка приключилась. Надо за всем доглядеть. Сами знаете, хлеб — великое дело!
Секретарь крайкома слушал молча, глубоко запавшие черные глаза становились все холоднее и холоднее, острый взгляд как бы просверливал насквозь. Это предвещало недоброе. Лучше бы он сразу начал «вправлять мозги», как говорит Неустроев. Но Андрей Гаврилович не произносил ни звука, лицо его оставалось неподвижным.
— Сейчас ехал мимо участка звена высокого урожая и не утерпел — заглянул, — продолжал Сергей Макарович, постепенно приходя в себя. — Уж больно пшеничка хороша! Уродилась на особицу!
— Радуетесь? — спросил Андрей Гаврилович ровным, чеканным голосом.
— Само собой! Такому хлебу, как говорится, грешно не радоваться!
— А вы слышали о засухе в Чехословакии?
— Не доводилось… По радио, вроде, не рассказывали. И в газетах не видел…
— Наша помощь требуется, и мы обязаны перевыполнить план хлебосдачи. А вы в это трудное время прикрываетесь какими-то четырьмя рекордными гектарами, как щитом.
Секретарь крайкома не повышал голоса, и это было хуже, чем самое громкое и энергичное «вправление мозгов», — у Забалуева взмокла гимнастерка на спине.
— Кому нужен такой рекорд? Начали распахивать целину и испугались.
— У нас в полях лежит непаханая земля. Не управляемся.
— А с Шаровым спорили из-за какого-то клочка! Из- за десяти гектаров, да?
— Да я уже давно сказал: пускай заливает Язевой лог, ежели силы хватит… Но он только хорохорится… К слову сказать, по хлебосдаче-то мы…
— Что вы равняетесь? С маленького урожая и хлебопоставки маленькие.
Забалуев все же нашел в себе силы возразить:
— У нас урожай не маленький, а вроде среднего.
— У вас бурьян вместо хлеба, все сорняки, какие только есть на свете!
— Не сумели. Не хватило рук для прополки.
— Слушайте, вы можете обходиться без прополки, если будете правильно ухаживать за почвой. А вы экономите на обработке. Так? Чтобы меньше было натуроплаты?
— О трудодне заботился. Хотелось побольше хлеба выдать.
— Богатый трудодень будет при богатом урожае. А вы крохоборничаете. Стараетесь собирать по крошке, а теряете тонны. Что вырастили в урожайный год? Стыдно смотреть. И как вы могли допустить такие потери? — на ладони Желнина лежали колосья. — Это с одного квадратного метра!..
— Мы их конными граблями соберем, — пообещал Сергей Макарович первое, что пришло в голову. — Переплетем зубья проволокой и начнем сгребать. Я думаю, хорошо получится!
Когда Желнин упомянул о тракторе, который вминает в землю подкошенную пшеницу, Забалуев побагровел и потряс темным от загара кулаком:
— Ах, дурные парни! Я ж им давал не такую команду… За всем нужны глаза да глазоньки. — И он обратился с просьбой: — Андрей Гаврилович, дозвольте на машине слетать — подгребальщиков на полосу доставить.
— Поезжайте, — сказал Желнин. — Да передайте секретарю парторганизации: вечером приеду на бригаду. Пусть соберет коммунистов. Поговорим. Подскажете, какая помощь нужна с нашей стороны.
Забалуев бросился к выходу. На пороге он обернулся и жестом позвал садовода, а когда старик вслед за ним вышел на крыльцо, погрозил ему пальцем:
— А ты смотри, поаккуратней разговаривай с ним, не сморозь чепухи. У тебя язык меры не знает. Чего доброго, затеешь какой-нибудь спор.
— Зарока не даю.
— Я тебя упреждаю: больше слушай, меньше говори. Уважительность покажи.
Трофим Тимофеевич хотел вернуться к гостю, но председатель задержал его:
— Завтра с утра всю бригаду гони в поле.
— Я уже отправил одно звено, да Фекла Скрипунова ушла к Лизе пшеницу жать. Хватит брать из нашей бригады. Пройди по саду и посмотри: все женщины стригут ранетки. И не успевают. Ножницами набили мозоли… Не соберем вовремя — колхоз потеряет десятки тысяч рублей.
— А ты слышал — нельзя крохоборничать? Понимаешь, хлеб — дело государственное, а за твои паршивые яблоки никто… — Забалуев осекся, подумав о том, что Желнин-то остается в гостях у Дорогина, и поспешил свернуть разговор: — Верю, старик, верю.
…Желнин стоял у рабочего стола садовода. И чего только не было на нем! И лупа, и микроскоп, и аптекарские весы, и разрезанные яблоки, и листки бумаги с оттисками этих разрезов, и засушенные листья… Будто старик взялся за составление «Сибирской помологии»!