– Да, дорогой, подумай. Но лучше ехать сейчас, чем прерывать обучение, когда ты займешься фермерством всерьез. В Италию, с тобой… Это было бы прекрасно!
Джон обнял мать за талию – все еще тонкую и крепкую, как у девушки.
– Ты не думаешь, что сейчас тебе не следовало бы оставлять отца? – спросил он неуверенно, чувствуя себя подлецом.
– Отец сам это предложил. Он считает, тебе не мешало бы посмотреть хотя бы Италию, пока ты окончательно не выбрал профессию.
Совесть Джона успокоилась: теперь он знал – да, знал, – что родители не более откровенны с ним, чем он с ними. Они хотят разлучить его с Флер. Его сердце сделалось тверже, и мать, словно бы почувствовав это, сказала:
– Спокойной ночи, мой милый. Спи хорошо. И подумай о том, что мы тебе предлагаем.
Она обняла Джона так быстро, что он даже не успел разглядеть ее лица. К нему вернулось то чувство, которое он испытывал в детстве, когда не слушался: ему стало больно и оттого, что сейчас он не ощущал любви к матери, и оттого, что в собственных глазах он был прав.
Ирэн же, постояв минутку в своей спальне, прошла через гардеробную в комнату мужа.
– Ну как?
– Он подумает, Джолион.
Увидев на ее губах слабую усталую улыбку, Джолион тихо промолвил:
– Лучше бы ты разрешила мне рассказать ему и разом покончить с этим делом. Джон, в конце концов, вовсе не лишен инстинктов джентльмена. Ему нужно просто понять…
– Просто? Он не поймет! Не сможет!
– Мне кажется, в его возрасте я бы понял.
Ирэн поймала руку Джолиона.
– Ты всегда был трезвее и никогда не был таким невинным.
– Это верно. Странно, ты не находишь? Мы с тобой в целом свете никого не стыдимся, кроме нашего собственного сына.
– До того, осуждает ли нас свет, нам никогда не было дела.
– Джон нас не осудит!
– Осудит, Джолион! Он влюблен, я чувствую. И он скажет: «Моя мать однажды вышла замуж без любви! Да как она могла!» Это покажется ему преступлением. Это и правда было преступление!
Джолион взял руку Ирэн и криво улыбнулся.
– И почему, черт подери, мы рождаемся молодыми? Вот рождались бы мы старыми и молодели бы год от года – тогда мы сразу понимали бы, что к чему, и не были бы нетерпимыми друг к другу. Знаешь, если Джон действительно влюбился, он не забудет ту девушку даже в Италии. Наша порода отличается упорством. К тому же он инстинктивно поймет, зачем мы его отсылаем. Только одно может его излечить – потрясение, которое он испытает, когда услышит ту историю.
– И все же позволь, я попытаюсь его отвлечь.
Несколько секунд Джолион стоял молча. Оказавшись между этими Сциллой и Харибдой – болью разоблачения и горем разлуки с женой на два месяца, – он в глубине души предпочитал Сциллу. Но если Ирэн выбрала Харибду, нужно смириться. В конце концов, это будет репетиция того расставания, за которым уже не последует встреча. Он обнял жену, поцеловал ее глаза и сказал:
– Как пожелаешь, любовь моя.
XI
Дуэт
Это «маленькое» чувство – любовь – поразительно растет под угрозой уничтожения. Джон приехал на Паддингтонский вокзал на полчаса раньше срока и в то же время, как ему казалось, на целую неделю позже. Он стоял у назначенного книжного киоска в толпе воскресных путешественников, одетый в костюм из шотландского твида, и дышал так, будто пытался выдохнуть эмоции из сильно бьющегося сердца. Он прочел название всех книг в киоске и, чтобы продавец не глядел на него с подозрением, даже купил одну – «Сердце тропы» (видимо, эти слова имели какой-то скрытый смысл). Потом купил еще «Зеркало леди» и «Соотечественника». Каждая минута длилась час и была наполнена жуткими плодами воображения. Когда прошло девятнадцать минут, он увидел ее – с сумкой и носильщиком, везущим багаж на тележке. Шла она быстро и деловито. Поздоровалась с ним, как с братом.
– Первый класс, – сказала она носильщику, – угловые места друг против друга.
Это ужасающее самообладание восхитило Джона.
– Может, поищем свободное купе? – прошептал он.
– Не имеет смысла. Поезд идет с остановками. Разве только после Мейденхеда. Держись естественно, Джон.
Его лицо скривилось в хмурую гримасу: в их купе уже сидели два каких-то типа – о боже! От смущения он оставил носильщику не в меру щедрые чаевые, хотя тот привел их на такие места, что ему за это вообще платить не следовало. Вдобавок грубиян еще и глядел так, будто все прекрасно понял.
Флер спряталась за «Зеркалом леди», Джон, следуя ее примеру, заслонился «Соотечественником». Поезд рывком тронулся с места, Флер уронила книгу и подалась вперед.
– Ну? – спросила она.
– Кажется, что прошло пятнадцать дней.
Она кивнула, и лицо Джона сразу озарилось.
– Держись естественно, – пробормотала Флер и прыснула со смеху.
Его это задело. Как он мог держаться естественно, когда над ним висела Италия? Он хотел сообщить ей о родительской затее осторожно, однако теперь просто выпалил:
– Меня хотят на два месяца отправить в Италию с мамой.
Флер опустила веки, немного побледнела и прикусила губу.
– О! – только и сказала она, но большего не требовалось. Это «О!» было как легкое дрожание запястья фехтовальщика перед нанесением ответного удара. И удар последовал: – Поезжай!