Сага о Форсайтах

– Поехать? – переспросил Джон сдавленным голосом.

– Конечно.

– Но два месяца – это же ужасно.

– Нет, – сказала Флер, – поезжай на шесть недель. За это время ты меня забудешь. На следующий день после твоего возвращения мы с тобой встретимся в Национальной галерее.

Джон рассмеялся.

– А если ты забудешь меня? – тихо сказал он под шум поезда.

Флер покачала головой.

– Какой-нибудь другой субъект… – пробормотал он.

Она коснулась его ногой.

– Никаких других субъектов, – сказала она, поднимая «Зеркало леди».

На ближайшей станции двое пассажиров вышли, один вошел. «Я умру, – подумал Джон, – если мы не останемся вдвоем». Поезд продолжил путь, Флер снова подалась вперед.

– Я никогда не сдаюсь. А ты?

Джон яростно замотал головой.

– Никогда! Ты будешь мне писать?

– Нет. Зато ты сможешь писать мне в мой клуб.

Она состояла в клубе! Удивительная девушка!

– Ты выведала что-нибудь у Холли? – спросил Джон вполголоса.

– Пыталась, но ничего не разузнала. Побоялась наседать слишком сильно.

– Что же это может быть? – вскричал Джон.

– Я обязательно выясню.

Они надолго замолчали. Наконец Флер сказала:

– Мейденхед. Приготовься, Джон!

Поезд остановился. Пассажир, вошедший на прошлой станции, вышел. Флер опустила штору со своей стороны.

– Быстро! – крикнула она. – Высунься в окно, и пусть все решат, что ты ужасно неприятный тип.

Джон высморкался и состроил гримасу: никогда в жизни он не глядел так сердито. Пожилая леди отпрянула, молодая попробовала войти. Ручка повернулась, однако дверь не открылась. Поезд тронулся, и молодая леди бросилась в другое купе.

– Вот так везенье! – воскликнул Джон. – Ручку заклинило.

– Да, – ответила Флер. – Я ее держала.

Поезд снова поехал, Джон упал на колени.

– Следи за коридором, – прошептала Флер, – и давай быстрее!

Их губы встретились. Поцелуй длился, вероятно, всего секунд десять, но душа Джона успела покинуть тело и улететь так далеко, что, когда Флер опять напустила на себя скромный вид, а он сел напротив, лицо его было мертвенно-бледным. Он услышал, как она вздохнула, и ему показалось, будто он никогда не слышал ничего прекраснее, ведь этот звук был восхитительным свидетельством того, что он ей небезразличен.

– Шесть недель – не так уж долго, – сказала она. – Ждать два месяца не потребуется, если ты будешь держать себя в руках и не покажешь, что думаешь обо мне.

Джон негодующе разинул рот.

– Нам так надо, Джон, – усыпить их бдительность, разве ты не понимаешь? Тогда, если после твоего возвращения у нас все останется по-прежнему, они уже не будут нам мешать. Только жаль, что ты не в Испанию едешь. В Мадриде есть картина Гойи, на которой девушка похожа на меня – так отец говорит. Хотя на самом деле не похожа – у нас есть копия той картины.

Джону словно явился солнечный луч, пронзивший туман.

– Я устрою так, что мы поедем в Испанию. Мама возражать не будет, она там никогда не бывала. А отец восхищается Гойей.

– Да! Он же у тебя художник!

– Только акварелью пишет, – честно уточнил Джон.

– Когда приедем в Рединг, выходи первым, иди к кэвершемскому шлюзу и жди меня там. Я отправлю машину домой, и мы с тобой пойдем вдоль реки.

Джон благодарно сжал ее руку. Теперь они сидели молча, и ни до чего в мире им не было дела, хотя одним глазком они все же поглядывали в коридор. Поезд, казалось, побежал в два раза быстрее, но даже стук колес не мог заглушить вздохов Джона.

– Подъезжаем, – сказала Флер. – Тропинка вдоль реки ужасно открытая. Давай еще раз! Ох, Джон, не забывай меня.

Джон ответил поцелуем, и очень скоро пассажиры, ожидавшие поезда на станции, увидели раскрасневшегося смущенного юношу, который выскочил из вагона и побежал по перрону, роясь в карманах в поисках билета.

Когда же Флер нагнала его в начале тропинки, идущей вдоль Темзы от кэвершемского шлюза, он сделал над собой усилие и немного успокоился. Даже если они должны расстаться, устраивать сцен он не будет. Ветер выворачивал листья ив, растущих вдоль ярко-синей реки, белой изнанкой к солнцу, сопровождая влюбленных тихим шелестом.

– Я соврала нашему шоферу, что в поезде меня укачало, – сказала Флер. – Ты выглядел естественно, когда выходил?

– Не знаю. Естественно – это как?

– Для тебя естественно иметь серьезный и в то же время счастливый вид. Когда мы с тобой первый раз встретились, ты сразу показался мне совсем не таким, как другие люди.

– И я подумал о тебе в точности то же! Я в ту же секунду понял, что никого другого не буду любить.

Флер рассмеялась.

– Мы до нелепости молоды! А любовные грезы молодых людей отстают от реальной жизни. К тому же незачем расточать время. Лучше думай о том удовольствии, которое ты можешь получить. Ты ведь еще и не начал, а это, право, досадно. Да и я тоже… Удивительно!

Джон смешался. Как она могла говорить такие вещи перед самым расставанием?

– Раз ты так на это смотришь, – сказал он, – я не должен ехать. Скажу маме, что буду работать. В мире такое положение!

– Положение в мире?!

Джон глубже засунул руки в карманы.

– Ну да. Подумай о тех, кто голодает.

Флер замотала головой.

– Нет-нет-нет! Никогда и ни за что я не сделаю себя несчастной без причины!