Сага о Форсайтах

За всю свою жизнь Уинифрид, мать четырех Дарти, ни разу не испытывала такой растерянности. Лицо племянницы стало совсем бледным, глаза потемнели, говорила она шепотом, с напряжением в голосе.

– Твой отец не хотел, чтобы ты знала, – промолвила Уинифрид так спокойно, как только сумела. – Этого и следовало ожидать. Я не раз говорила им, что нужно рассказать тебе.

– О! – только и произнесла Флер, но Уинифрид не требовалось большего, чтобы погладить ее по плечу – крепкому маленькому плечику, белому и симпатичному.

Тетка не жалела ласковых слов и прикосновений для своей племянницы, которой предстояло однажды выйти замуж, но, конечно, не за того мальчика – не за Джона.

– Мы об этом давным-давно забыли. Идем поужинаем!

– Нет, тетушка, я что-то плохо себя чувствую. Можно я пойду наверх?

– Дорогая моя! – пробормотала Уинифрид обеспокоенно. – Ты ведь не примешь этого близко к сердцу? Господи, да ты же толком не была в свете! Тот мальчик еще совсем ребенок!

– Какой мальчик? У меня просто разболелась голова. И сегодня я не смогу больше терпеть этого человека.

– Ну хорошо, хорошо, – сказала Уинифрид, – иди приляг. Тебе принесут бромида, а с Проспером Профоном я поговорю. Чего ради он вдруг вздумал сплетничать? Хотя, по-моему, тебе лучше знать об этом.

– Да, – улыбнулась Флер и выскользнула из комнаты.

Поднимаясь по лестнице, девушка ощущала головокружение, сухость в горле и испуганный трепет в груди. Еще никогда в жизни она не страдала даже от секундной боязни не получить того, чего желало ее сердце. После острых впечатлений сегодняшнего дня, за которыми последовало такое ужасное открытие, у нее действительно разболелась голова. Неудивительно, что отец тщательно прячет фотографию матери Джона: стыдится, что до сих пор хранит эту карточку. Но может ли он беречь портрет той женщины, которую ненавидит? Флер приложила руки ко лбу, стараясь взглянуть на вещи ясно. Знает ли Джон? Вдруг после ее визита они ему сказали? Теперь дело зависело от этого! Флер знала, что все всё знают – кроме, вероятно, Джона!

Она расхаживала взад-вперед, кусая губу и отчаянно размышляя. Джон любит мать. Если ему уже сказали, что он сделает? Неизвестно. А если не сказали? Может, женить его на себе, пока он не узнал? Флер принялась перебирать свои воспоминания о Робин-Хилле. Лицо матери Джона – темные глаза, как будто припудренные волосы, сдержанная улыбка – обескураживало своей пассивностью. А отец глядел добродушно, устало, иронически. Инстинктивно Флер ощущала, что даже сейчас они ничего не скажут Джону, не захотят причинить ему боль. Ведь если бы он узнал, ему, без сомнения, стало бы очень больно!

Пока все считают, будто они с Джоном ни о чем не догадываются, у них еще есть шанс. Они смогут, заметая следы, добиться того, чего она, Флер, хочет. Но как ей тяжело наедине со своим открытием! Почти невыносимо! Все, все против нее! Верно Джон сказал: они просто хотят жить, а прошлое мешает – прошлое, к которому они непричастны, которого не понимают. Вдруг Флер вспомнила о Джун. Не поможет ли она? Похоже, эта женщина склонна сочувствовать их любви, и ей не терпится убрать между ними преграду. Но потом Флер инстинктивно подумала: «Нет, я никому ничего не скажу – даже ей. Не рискну. Джон нужен мне, и я его получу назло им всем».

Принесли суп и любимое лекарство Уинифрид от головной боли. Флер проглотила и то, и другое. Вскоре явилась сама тетя. Флер начала свою кампанию словами:

– Знаешь, тетушка, мне не нравится, что все думают, будто я влюблена в того юнца. Я ведь с ним едва знакома!

Уинифрид при всем своем опыте не была fine, и потому это замечание племянницы принесло ей значительное облегчение. Конечно, девочка огорчилась, узнав о семейном скандале, и она, Уинифрид, преисполнилась решимости смягчить удар: к этой задаче она была подготовлена как нельзя лучше. Модное воспитание в доме спокойной матери и отца, чьи нервы нельзя было расстраивать, а затем многие годы супружеской жизни с Монтегю Дарти сделали Уинифрид мастером смягченных выражений и недомолвок. Первая жена отца Флер повела себя очень глупо: влюбилась в одного молодого человека, который впоследствии попал под омнибус, и ушла. А через несколько лет, когда все могло бы наладиться, она сошлась с Джолионом, и тогда, конечно, пришлось дать ей развод. За пределами семьи все давно об этом забыли. Да, может, оно и к лучшему: у Сомса есть Флер, а Джолион и Ирэн, говорят, живут счастливо, и мальчик у них славный. «Кстати, что Вэл женился на Холли – это в некотором роде пластырь на ту рану», – произнеся такие успокоительные слова, Уинифрид потрепала племянницу по плечу и, подумав: «Какая же она все-таки хорошенькая пухленькая малышка!», вернулась к Просперу Профону, который, несмотря на давешнюю неосторожность, весь вечер был очень «забавен».