Сага о Форсайтах

Направляясь к самой тихой лондонской заводи через самые суматошные кварталы Сити, Сомс размышлял. С деньгами у людей было невероятно туго, а вот мораль, наоборот, стала невероятно свободной – последствия войны. Банки не давали ссуд, договоры повсеместно расторгались. В воздухе и в лицах появилось что-то такое, что не нравилось Сомсу. Казалось, страну ожидает эпидемия азартных игр и банкротств. По счастью, ни у него самого, ни у его партнеров не было таких вложений, на которые могли бы повлиять обстоятельства менее чудовищные, чем аннулирование государственного долга или конфискация капитала. Если Сомс во что-то и верил, то только в «английский здравый смысл» – так он называл способность тем или иным способом удерживать свое в своих руках. Вслед за отцом, Джеймсом Форсайтом, он мог говорить: «Не знаю, как изменится наша жизнь», однако в глубине души ни в какие кардинальные перемены не верил. Если бы дело зависело от него, все осталось бы по-прежнему. Люди, подобные ему, тихо держатся за свою собственность и не собираются с нею расставаться, если только им не предложат более или менее равноценной замены. Взять хотя бы его собственный случай! Он, Сомс, человек обеспеченный. И что? По десять раз на дню он не ест; он вообще съедает не больше, а может, и меньше, чем бедняк. Денег на разврат не тратит, воздуху расходует столько же, воды почти столько же, сколько, например, механик или носильщик. Да, он покупает красивые вещи, но, изготавливая их, кто-то зарабатывает себе на хлеб, значит, пользоваться ими нужно. Он покупает картины – художников необходимо поощрять. По сути, он канал, по которому деньги текут, давая людям работу. Что в этом предосудительного? Под его управлением деньги текут быстрее и с большей пользой, нежели под управлением государства и многочисленных чиновников – медлительных и вороватых. Если же говорить о сбережениях Сомса, то и они текут, а не лежат мертвым грузом: он вкладывает их в строительство дамб, в муниципальные предприятия или еще во что-нибудь разумное и полезное. За управление своими или чужими деньгами государство ему не платит: он все это делает бесплатно. Нужен ли более весомый аргумент против национализации? Частные собственники не получают жалованья, зато успешно ускоряют поток денег. После национализации все будет наоборот! В стране, страдающей от бюрократизма, Сомс считал свою позицию вполне обоснованной.

Приближаясь к тихой заводи абсолютного покоя, он с особым раздражением подумал о том, что некоторые неразборчивые в средствах тресты и синдикаты скупают самые разнообразные рынки, поддерживая цены на неестественно высоком уровне. Эти нарушители принципов индивидуальной конкуренции во всем и виноваты. В каком-то смысле даже отрадно посмотреть, как они теперь засуетились, опасаясь краха. Полезли, так сказать, в рагу, а угодили в суп.

Контора фирмы «Кэткот, Кингсон и Форсайт» занимала первые два этажа дома на правой стороне улицы. Поднимаясь к себе в кабинет, Сомс подумал: «Стены надо бы покрасить».

Старый клерк Грэдмен сидел, как обычно, за огромным столом со множеством ячеек для бумаг. Полуклерк стоял рядом, держа в руках записку от маклера, в которой говорилось о выручке с продажи дома Роджера Форсайта на Брайанстон-сквер. Взяв записку, Сомс сказал:

– Ванкувер-Сити… Гм! Сегодня эти акции упали.

Старый Грэдмен заискивающе проскрипел:

– Нынче все падает, мистер Сомс.

Полуклерк ретировался. Сомс прикрепил записку к другим бумагам и повесил шляпу.

– Я хочу посмотреть свое завещание и свой брачный договор.

Грэдмен, не вставая с вертящегося кресла, дотянулся до нижнего левого ящика, извлек оттуда две папки и, распрямившись, обратил к Сомсу поросшее седыми волосами лицо, очень красное от прилива крови.

– Вот копии, сэр.

Сомс взял бумаги. Ему вдруг показалось, что Грэдмен очень похож на толстого пятнистого пса, который сидел на цепи во дворе их дома. Однажды Флер пришла и потребовала, чтобы собаку отпустили, и та сразу же покусала повара. Пришлось уничтожить животное. Интересно, Грэдмен, если вырвется из своего кресла на свободу, тоже покусает повара?

Отогнав от себя эти несерьезные мысли, Сомс раскрыл брачный договор, куда не заглядывал восемнадцать лет, с тех пор как переделал завещание после смерти отца и рождения Флер. Он хотел проверить, включены ли в текст слова «в бытность под покрытием своего супруга». Да, включены. Странное выражение, словно из коневодства заимствованное! Проценты с пятнадцати тысяч фунтов (которые Сомс выплачивал без вычета подоходного налога) полагались Аннет и сейчас, пока она была его женой, и впоследствии, как вдове, но только dum casta[75] (еще одна старомодная и довольно колкая формула, вставленная в договор как гарантия безупречного поведения матери Флер). При том же условии по завещанию она получала тысячу ежегодной ренты. Отлично! Сомс вернул копии документов Грэдмену, тот взял их, не поднимая головы, вернул в ящик, крутнувшись на стуле, и продолжил свои подсчеты.