Сага о Форсайтах

Джон встал и прислонился спиной к двери.

– Может быть, ты и права, – сказал он медленно. – Но мне нужно все обдумать.

Флер увидела, что в нем кипят чувства, которые он хочет выразить, однако помогать ему не собиралась. В этот момент она ненавидела себя и почти ненавидела его. Почему всю работу, необходимую для того, чтобы защитить их любовь, приходилось делать ей? Это несправедливо!.. А потом она увидела его глаза, обожающие и страдающие.

– Не смотри на меня так! Я всего лишь не хочу потерять тебя, Джон.

– Ты не можешь потерять меня, пока я тебе нужен.

– О, еще как могу.

Джон положил руки ей на плечи.

– Флер, ты знаешь что-то, чего не знаю я?

Именно этого вопроса, бьющего прямо в цель, она и боялась. Она посмотрела Джону в глаза и сказала:

– Нет.

Она сожгла корабли, но много ли это значит, если взамен она получает его? Он ее простит. Она порывисто обняла Джона за шею и поцеловала в губы. Победа близилась! Флер понимала это по тому, как билось его сердце, прижатое к ее сердцу, и как закрылись его глаза.

– Я хочу быть уверена! – прошептала она. – Хочу быть уверена! Обещай мне!

Но Джон не отвечал. На его лице застыло выражение крайнего отчаяния. Наконец он произнес:

– Это все равно что ударить их. Я должен немного подумать, Флер. Я правда должен.

Она выскользнула из его рук.

– О! Прекрасно!

И тут она вдруг разразилась слезами разочарования, стыда и перенапряжения. Последовали пять горестных минут. Нежные сожаления Джона не знали границ, однако обещания он так и не дал. Флер хотелось закричать: «Ну и отлично! Если ты недостаточно сильно любишь меня, тогда прощай!» – но она не посмела. С рождения привыкшая всегда добиваться своего, она была обескуражена отпором, полученным от такого юного, нежного и преданного существа. Она хотела оттолкнуть его, хотела испытать на нем действие холодности и гнева, но опять не отважилась. Она знала, что пытается хитростью толкнуть его к непоправимому, и это умаляло все: искренность обиды, искренность страсти… Даже ее поцелуи оказались не так обольстительны, как ей хотелось. Короткая бурная встреча окончилась, ничего не решив.

– Будете немного чаю, gnädiges Fräulein?

– Нет! – вскричала Флер, отталкивая Джона. – Нет, спасибо, я ухожу!

И она ушла, прежде чем ее успели удержать. Ушла тихо, вытирая щеки, на которых выступили красные пятна. Ушла испуганная, рассерженная и очень несчастная. Она ужасно взволновала Джона, однако он ничего твердо не пообещал, и ни о чем они не условились! Как бы то ни было, чем более неопределенным и опасным рисовалось Флер их будущее, тем крепче «воля к обладанию» сжимала ее сердце своими щупальцами – как клещ, зарывающийся в плоть!

В доме на Грин-стрит никого не оказалось. Уинифрид отправилась вместе с Имоджин смотреть пьесу, про которую одни говорили: «Это аллегория», а другие: «Очень будоражит, вы не находите?» Уинифрид и Имоджин пошли в театр именно в надежде быть взбудораженными. Флер поехала на вокзал Паддингтон и села в поезд. Воздух с Уэст-Дрейтонских кирпичных заводов и с поздних покосов, проникая в открытое окно вагона, обдувал ее по-прежнему пылающие щеки. Время рвать цветы, по-видимому, уже прошло: теперь все они обросли шипами и колючками. Однако золотой цветок, вплетенный в терновый венец, казался Флер еще прекрасней и еще сильнее привлекал ее упорный дух.

IX

Масло в огне

Когда Флер вернулась, в доме царило настроение настолько ей непривычное, что оно проникло даже в тревожную ауру ее собственной личной жизни. Мать была в голубых чулках и черных думах, отец – в белой фетровой шляпе и в винограднике. Оба словно воды в рот набрали. «Это из-за меня? – подумала Флер. – Или из-за Профона?» У матери она спросила: «Что с папой?» Мать только пожала плечами. А отец на вопрос: «Что с мамой?» – сказал:

– С мамой? А с чего ты взяла, что с ней что-то не так? – и направил на дочь острый взгляд.

– Кстати, – пробормотала Флер, – мсье Профон уплывает на своей яхте в «маленький» вояж по южным морям.

Сомс принялся разглядывать ветку, на которой не было ни одной грозди.

– Эта лоза оказалась бесплодной… У меня был молодой Монт. Спрашивал кое-что про тебя.

– Правда? И как он тебе, папа?

– Продукт своего времени, как и все его сверстники.

– А ты кем был в его годы, мой дорогой?

Сомс мрачно улыбнулся.

– Мы работали, а нынешние молодые люди только развлекаются: летают, ездят на мотоциклах, крутят шашни.

– А ты никогда не крутил шашни?

Задавая этот вопрос, Флер не смотрела на отца прямо и все же видела его вполне хорошо: бледное лицо побагровело, брови, в которых седые волоски пока еще перемежались с темными, сомкнулись.

– Для флирта у меня не было ни времени, ни желания.

– Тогда, может, у тебя была большая страсть?

Сомс пристально на нее посмотрел.

– Да, если хочешь знать. Много добра мне это принесло!

Он зашагал вдоль трубы с горячей водой. Флер на цыпочках тихо последовала за ним.

– Расскажи, отец!

Сомс застыл.

– Для чего тебе в твоем возрасте знать о таких вещах?

– Она жива?

Он кивнул.

– Замужем?

– Да.

– Это мать Джона Форсайта, ведь так? И она была твоей первой женой.