У Сомса возникло такое чувство, будто его сначала впустили, а потом тут же поставили перед ним барьер. Всегда, всегда она так поступала! Даже в первые дни их супружества!
– Это безумие, – сказал он.
– Да.
– Если бы вы… Они могли бы…
Сомс не договорил: «…Быть братом и сестрой, и тогда всего этого не случилось бы», но она содрогнулась, как будто он высказал свою мысль до конца. Заметив это содрогание, он, как ужаленный, отошел к окну. С этой стороны деревья не подросли: когда дом строился, они уже были старыми.
– В отношении меня, – сказал Сомс, – вам опасаться нечего. Я не горю желанием видеть ни вас, ни вашего сына, если этот брак состоится. В наши дни молодые люди ведут себя… непостижимо. Однако смотреть, как моя дочь страдает, я тоже не могу. Что мне передать ей?
– Передайте ей, пожалуйста, то, что я вам уже сказала: решение за Джоном.
– Вы не противитесь этому союзу?
– Всем сердцем, но не вслух.
Сомс стоял, покусывая ногти.
– Помню вечер… – промолвил он внезапно и замолчал.
Что в ней было такого – в этой женщине? Почему она словно бы не вписывалась в рамки его ненависти или осуждения?
– Где он – ваш сын?
– Полагаю, в мастерской своего отца.
– Не могли бы вы его позвать?
Под внимательным взглядом Сомса Ирэн позвонила в колокольчик. Вошла горничная.
– Пожалуйста, попросите мистера Джона прийти.
– Если решение за ним, – сказал Сомс торопливо, когда служанка ушла, – то, полагаю, можно считать, что эта противоестественная женитьба состоится. Тогда нужно будет уладить кое-какие формальности. С кем мне иметь дело – с конторой Хэринга?
Ирэн кивнула.
– Вы не собираетесь жить с ними?
Ирэн покачала головой.
– Что будет с этим домом?
– Будет так, как пожелает Джон.
– Этот дом… – сказал Сомс неожиданно. – Когда я начинал его строить, у меня были надежды. Теперь, если в нем будут жить они и их дети… Говорят, существует Немезида. Вы в это верите?
– Да.
– Неужели?
Он отошел от окна и приблизился к ней. Ирэн оказалась словно запертой в изгибе рояля.
– Я вряд ли снова увижу вас, – произнес он медленно. – Может быть, пожмем друг другу руки, – у него задрожала губа, слова зазвучали неровно и отрывисто, – и пускай прошлое умрет?
Он протянул ей ладонь. Ее бледное лицо стало еще бледнее, темные глаза застыли, сжатые руки не разомкнулись. Услышав шум, Сомс повернулся. Между раздвинутых портьер стоял Джон. Выглядел он странно – до того странно, что в нем трудно было узнать того мальчика, которого они с Флер встретили в галерее близ Корк-стрит. Он очень повзрослел, юность уже совсем не ощущалась в нем: лицо осунулось, черты утратили мягкость, волосы были взъерошены, глаза глубоко запали. Сомс сделал над собой усилие и сказал, искривив губу не то в улыбке, не то в оскале:
– Ну, молодой человек! Я здесь ради моей дочери. Дело, по-видимому, за вами. Ваша мать предоставляет вам принять решение.
Юноша продолжал глядеть на Ирэн, ничего не говоря.
– Я заставил себя прийти сюда по просьбе дочери, – сказал Сомс. – Что мне ей передать?
Все так же глядя на мать, мальчик тихо ответил:
– Передайте ей, пожалуйста, что из этого ничего хорошего не выйдет. Я должен поступить так, как пожелал перед смертью мой отец.
– Джон!
– Все в порядке, мама.
Сомс остолбенело перевел взгляд с юноши на Ирэн, взял шляпу и зонтик, которые положил на стул, и направился к дверному проему, завешенному портьерами. Молодой человек посторонился, давая ему дорогу. Выходя, Сомс услышал, как кольца занавесок звякнули у него за спиной. Этот звук что-то высвободил в груди. «Ну вот и все!» – подумал он, покидая дом.
VIII
Темная история
Когда Сомс выходил из Робин-Хилла, солнце, пробившись сквозь серость прохладного дня, источало туманное сияние. Увлеченный пейзажной живописью, Сомс редко обращал внимание на пейзажи, созданные Природой, однако этот печальный свет поразил его своей траурной торжественностью, слишком созвучной тому, что чувствовал он сам. Победа в поражении! Посольство оказалось напрасным. Он избавился от тех людей и сохранил дочь за собой ценой… ее счастья. Что скажет Флер? Поверит ли она, что он сделал все возможное? Вместе с прикосновением солнца, озарившего верхушки вязов, ореховых деревьев, кустов остролиста в алее и невозделанные поля вдалеке, Сомс вдруг ощутил страх. Флер ужасно огорчится! Нужно пробудить в ней гордость: мальчишка отказался от нее, выступил заодно с той женщиной, которая в свое время отказалась от ее отца! Сомс сжал кулаки. Ирэн оставила его! Но почему? Что с ним было не так? И снова он почувствовал ту дурноту, которую ощущает человек, взглянувший на себя глазами другого, как собака, случайно увидевшая свое отражение – непостижимый образ, одновременно интригующий и пугающий.
Не торопясь попасть домой, Сомс пообедал в городе, в «Клубе знатоков». Пока он ел грушу, ему пришло в голову, что, не явись он в Робин-Хилл, мальчик, может, и не принял бы такого решения. Сомсу вспомнилось выражение лица Джона в тот момент, когда Ирэн отказалась пожать протянутую ей руку. Странная мысль: неужели Флер сама себе навредила излишне настойчивой поспешностью?