Саги огненных птиц

Ненадолго повисла тишина. Молчала и Иголка, принявшись распутывать колтуны в волосах, но в том не было никакого проку, так как ветер снова завязывал волоски в паучьи узлы. А потом разговор коснулся Онаскана, и слова перестали согревать сердце Ситрика. Он напряжённо замер, прислушиваясь.

Братья говорили об Арне Крестителе и его сыне, размышляли, что за неудача настигла потомков Торвальда Землевладельца. Говорили тихо, чтобы не навлечь на себя злобу мертвецов. Упомянули волка да слухи о том, что Ольгир и сам был зверем. Ситрик потупил взор. Руки его похолодели. Он вспомнил сон, что видел ночью, да так чётко и ясно, будто снова провалился в него. В глазах играла желтизна, на губах он чувствовал горечь от только что сожжённой в лесу волчьей шкуры. На пальцах его была кровь. Чужая кровь…

– Богомолец, – проговорил Оден, которому продолжать беседу о мертвецах не хотелось – нехороший то был разговор для дороги. – Расскажи-ка лучше ты нам что-нибудь.

Никто и не заметил страшных перемен в лице Ситрика. Он вздрогнул, когда услышал, что Оден обратился к нему. Теперь все взгляды были прикованы к послушнику.

Ситрик поднял голову.

– Что? – глупо спросил он.

– Да что пожелаешь, – благосклонно заметил Оден. – Чему учили, то и говори.

Ситрик сощурился, пытаясь понять по одному лишь участливому лицу, чего требует от него отец семейства. Не услышал ведь. Отупение сковало… и испуг.

– Чего же, чего же, – растерянно пробормотал он, пытаясь извлечь из себя хотя бы одно внятное слово, но речь рассыпалась ещё не высказанным бисером, отказываясь нанизываться на нитку.

– А расскажи о том, как появился весь белый свет, – предложила Хельга. – Мне нравится этот сказ. Он такой… величавый.

Ситрик собрался с мыслями и завёл речь сначала о крещении Онаскана, а после о том, как Бог сотворил мир из черноты и пустоты, совершенно сбившись в последовательности событий. Мужчины слушали вполуха, Оден хмыкал, кивая и поддакивая, а вот Иголка ловила каждое слово. Смысл был словно неважен: ей нравилось одно лишь звучание тихого и кроткого голоса. Она слушала Ситрика так, как слушала бы соловья, поющего свою прекрасную трель. И перебивать эту трель она не смела.

После он рассказал и про Зелёный покров, пока ещё свежа была память. Не удержался, поведал и о деве, убитой жестоким мужем, и будто бы покров этот излечит её от проклятия смерти. О том говорил он, пока голос его не сорвался устало.

Мужчины крепко спали, убаюканные звуком его речи и отваром из мяты. Гисмунд и Хельга сидели, прижавшись друг к другу безо всякого стеснения, смотрели на огонь. Иголка, которая успела отоспаться вечером, таращила на Ситрика круглые синие глаза, окрашенные краснотой костра. Оден и жена его дремали.

Выпив оставшийся отвар, Ситрик решил, что пора бы и ему устроиться спать. Лежачие места у огня все уж были заняты, но вскоре Гисмунд и Хельга ушли в темноту, и Ситрик повалился на их место, ещё хранящее тепло тел.

– Иголка, а ты будешь спать? – тихо спросил он. Голос его слегка охрип после долгого сказа, а в душе теплилась надежда, что если бы Ингрид слышала его, то она была бы довольна тем, как славно он говорил. Растерялся в начале, да уже в середине рассказа голос его обрёл необыкновенную силу.

– Я буду сторожить, – сказала Иголка. – Потом Гисмунд, а потом мои братья по очереди. Мы всегда так. А под утро первым проснётся отец и всех нас разбудит.

Ситрик подложил руку под голову и вскоре задремал. Холь устроился рядом, зарывшись в вещи да спрятав голову под крыло.

Сам Оден не утерпел и ещё в селении постарался разузнать больше об озере. Местные молчали, качали головами, да и только, а в слова горластой бабы, прозвеневшей все уши Иголке, верилось с трудом… Лишь один старик рассказал, что озера не было в тех местах, а был только овраг. Наполнился однажды он водой, и неясно, откуда пришла эта вода, да только была она горячей и солёной настолько, что выжгла рядом с собою всё, кроме сосен, мха и хвоща. Неподалёку было ещё одно поселение, да только местные не ходили к озеру, чувствуя в нём что-то чуждое, и воды из озера, так повелось, никто не пил. Про никс старик Одену ничего не рассказал. Были они, не были – никто не видел… Да только пропала у озера пара, а то и тройка молодых девушек, но без такой присказки ни одной истории не услышишь.

Хельга подслушала этот разговор, да только непросто было её напугать. Там, откуда она родом, в Норвегии, было множество безобидных горячих и солёных озёр. Это ничем не отличалось от них. Может, и могло причудиться что-то диковинное в тумане, однако в ночной темноте и шуршащие у порога ежи могли напугать до оцепенения.

Хельга и Гисмунд вернулись из лесу, но заметив, что место их занято Ситриком, смеясь, снова ушли в темноту.

– Эй! Хельга, куда вы? – спросила Иголка, поднимаясь тоже, но сестрица её осадила.

– Мы вернёмся скоро. – Хельга подмигнула Гисмунду и многозначительно посмотрела на Иголку.

Вскоре они пропали в темноте, выйдя за черту, что поставил огонь.

– Молодые тешатся, – буркнула Иголка, подражая отцу.