Сахар и золото

Чем дальше я находился от Фионы, тем сильнее это меня разрушало. Покой, который она подарила мне, испарялся с каждой милей. Надежда, что она когда-нибудь со мной заговорит, тоже постепенно гасла. Мне следовало скорее возвращаться. Уже казалось, что приезд в Сент-Луис стал ошибкой, но, черт возьми, как иначе я мог поступить? Я разрывался от чувства долга перед единственными людьми, которые остались в моей жизни.

«Мать не смотрела на тебя восемь лет. Фиона ненавидит. Никого у тебя не осталось».

Именно эти мысли крутились в моей голове все двенадцать дней, пока я просыпался по утрам в мотеле, расположенном поблизости от дома престарелых. На тринадцатый я встал, принял душ, оделся и сказал себе, что надо держаться. Любовь и надежда. Любовь и чертова надежда.

А потом я на мотоцикле проехал сквозь туманную желтую дымку к дому престарелых «Всегда солнечно» и припарковался на стоянке. Еще до того, как снял шлем, я ощутил напряжение в воздухе.

Сегодняшнее посещение отличалось от предыдущих двенадцати.

Я подошел к стойке регистрации, и Дорис Уокер, одна из помощниц, поприветствовала меня жалостливой улыбкой.

– Мистер Янг, как вы сегодня?

«Сегодня умрет моя мать», – подумал я, но вслух ответил:

– Нормально.

Она протянула мне бейджик посетителя.

– Уверена, что в эти дни вы помогаете матери.

Я же считал, что все эти дни моя мать была не в себе и вообще понятия не имела о моем присутствии. Я кивнул, позволил женщине думать, будто ее слова помогают.

Далее поднялся по лестнице на второй этаж, легонько постучал в комнату двести девятнадцать и открыл дверь. Медбрат по имени Карл уже находился здесь. Моя сильно исхудавшая мать с желтоватого оттенка кожей лежала на кровати, ее каштановые с проседью волосы разметались по подушке.

– Доброе утро, мистер Янг, – поздоровался Карл, скрывая насмешку за вежливой профессиональной улыбкой.

Я ему не нравился. Карл присутствовал во время моих прошлых визитов, когда мать впадала в панический бред, запертая в ловушке прошлого и в реальности. Карл считал, что мне не следует приходить.

– Она сегодня довольно тихая, – произнес он. – Совсем ослабла.

Я сел на стул у кровати. Карл оказался прав, я тоже чувствовал, что моя мать куда слабее, чем в предыдущие дни. Тело и душа отдалялись друг от друга с каждой секундой все сильнее, словно нити, которые постепенно распутывались.

«Это случится сегодня».

– Можно мне минуту, Карл? – спросил я, поняв, что он не собирается уходить.

Одарив меня долгим взглядом, а он все же кивнул.

– Я подожду за дверью.

Голова моей матери оставалась повернутой к окну, а глаза уставились на пейзаж снаружи.

– Привет, ма, как ты сегодня?

Как и предыдущие дни, она не обратила на меня ни малейшего внимания. Провидение показывало, что сейчас она находится в совершенно другом месте. Походило на беседу с человеком, который поглощен чтением книги или просмотром фильма.

«Она не вернется в реальность», – подумал я обреченно.

– Мам? Ты слышишь меня?

Она слабо улыбнулась, но не мне. Лежа в больничной палате, мама улыбалась чему-то там, где витала сейчас. Нити продолжали распутываться.

– Мама, я просто хочу сказать, что понимаю, почему ты отправила меня в психушку. Я не сержусь. Правда.

Она вдохнула, ее узкая грудь дрогнула.

Я медленно наклонился вперед.

– Мама, мне нужно, чтобы ты меня выслушала.

«Мне нужно услышать, что я все еще твой сын».

Ее глаза расширились от чего-то, что видела только она. Ее время ускользало.

– Ма?..

Ее рука дернулась на кровати и от отчаяния меня посетила идея.

«Не делай этого. Провидение разрушило отношения с Фионой. Даже не пытайся…»

Однако та часть меня, которая помнила любящую и смотрящую на меня мать нуждалась в том, чтобы я попытался дотянуться до нее в последний раз.

Я взял ее за руку, больше напоминающую кости, завернутые в рисовую бумагу. Провидение продемонстрировало мне спутанный мираж из разрозненных мыслей и воспоминаний. Я закрыл глаза и сконцентрировался. С Фионой все произошло само собой. Я просто провалился в ее воспоминания, даже не напрягаясь.

«Просто быть собой…» – вздохнул я.

Комната растворилась, превратившись в наш двор в Уэйко, штат Техас. На улице стояло лето. Трава на заднем дворе пожухла от безжалостного солнца. Моя мама включила разбрызгиватели, это означало, что отца нет дома, и никто не будет кричать из-за счетов за воду.