Говорил он очень мало. Те немногие слова, которые он изредка произносил, указывали на направление его мыслей: словно стрелка компаса, постоянно стремящаяся к северу, мысль императора упрямо вертелась вокруг Франции. Но ни слова о жене или о сыне.
Поскольку время от времени он брал щепоть табака из табакерки генерала Бекера, Наполеон заметил, что табакерка была украшена портретом Марии-Луизы. Решив, что ошибся, он нагнулся пониже.
Генерал понял зачем и протянул табакерку императору.
Тот взял ее в руки, минуту рассматривал, а затем, не произнеся ни слова, вернул генералу.
Наполеон остановился в здании морской префектуры.
У него оставалась последняя надежда, скорее последний луч надежды: он ждал, что временное правительство призовет его.
Через четыре часа после того, как он разместился в морской префектуре, примчался гонец, доставивший письмо правительственной комиссии: оно было адресовано генералу Бекеру.
Император быстро взглянул на печать, показавшуюся ему знакомой, и стал с явным нетерпением ждать, когда же генерал вскроет письмо. Поняв желание императора, генерал медлить не стал.
А тем временем Наполеон успел обменяться взглядами с господином Сарранти, который и привел гонца в комнату.
Взгляд корсиканца красноречиво говорил: «Мне необходимо с вами побеседовать». Но мысли Наполеона блуждали где-то в стороне. Хотя он и понял, что выражал взгляд его земляка, все внимание его было приковано к полученному посланию.
Генерал уже успел его прочесть и, понимая, что император горит желанием ознакомиться с его содержанием, молча протянул письмо императору.
Судите сами, могло ли это письмо оправдать надежды того, кто был уже обречен, чтобы стать пленником.
Вот текст этого послания:
Таким образом, в случае если Наполеон Бонапарт начал бы затягивать свой отъезд и не подчинился бы приказу, изгонявшему его из Франции, генералу Бекеру предписывалось взять его за шиворот и выдворить из страны.
Наполеон уронил голову на грудь.
Прошло несколько минут, в течение которых он, казалось, был погружен в глубокое раздумье.
Когда же он поднял голову, генерал Бекер вышел для того, чтобы написать ответ комиссии. Рядом с Наполеоном остался один Сарранти.
– Ну, что тебе еще от меня надо? – спросил его император с некоторым раздражением.
– В Мальмезоне я хотел спасти Францию, сир. Здесь я хочу спасти вас.
Император пожал плечами. Казалось, он полностью смирился с судьбой: последнее письмо разбило его последние надежды.
– Ты хочешь спасти меня, Сарранти? – переспросил он. – Давай поговорим об этом в Соединенных Штатах.
– Хорошо бы. Но поскольку вам, сир, в Соединенные Штаты попасть не удастся, давайте поговорим об этом теперь, если вы хотите поговорить об этом, пока еще не слишком поздно.
– Как это – я не попаду в Соединенные Штаты? И кто же мне в этом помешает?
– Английская эскадра, которая через пару часов заблокирует порт Рошфора.
– Кто тебе об этом сказал?
– Капитан одного брига, который только что вошел на рейд.
– Могу ли я поговорить с этим капитаном?
– Он ждет, когда Ваше Величество удостоит его чести принять.
– И где же он ждет?
– Здесь, сир.
И Сарранти указал рукой на свою комнату.
– Пусть войдет, – сказал император.
– Прежде позвольте спросить Ваше Величество о том, не желаете ли поговорить с ним подольше и в более спокойной обстановке?
– А разве я уже не пленник? – с горечью спросил Наполеон.
– После получения той новости, которую вам только что сообщили, никому не покажется странным, что Ваше Величество заперлись и никого не желаете видеть.
– Хорошо, запри дверь и приведи своего капитана.
Сарранти исполнил приказ.
Закрыв на ключ дверь, он ввел в комнату того, о чьем визите только что доложил императору.
Это был человек лет сорока шести – сорока восьми, одетый как простой моряк, безо всяких знаков различия, приличествующих тому званию, под которым о нем было объявлено.
– Ну, – спросил император у Сарранти, который собрался было уходить, – где же твой капитан?
– Это я, сир, – ответил вновь пришедший.