Сальватор

- Понимаю, мать: Бабилас катается как сыр в масле и ни с того ни с сего завывать не будет. В чем же дело? На что он жалуется?

- Вот это мы сейчас и узнаем, - тасуя карты, пообещала

Броканта. - Фарес, иди сюда!

Фарес не ответил на зов.

Броканта окликнула его в другой раз, однако ворон не двинулся.

- Черт побери! В такое время! - заметил Баболен. - Ничего удивительного: несчастная птица спит, и она совершенно права, не мне ее осуждать за это.

- Розочка! - позвала Броканта.

- Да, мама! - отвечала девочка, в другой раз прерывая чтение.

- Отложи свою книжку, дорогая, и позови Фареса.

- Фарес! Фарес! - пропела девушка нежным голоском, отдавшимся в сердце Людовика.

Ворон сейчас же вылетел из своей колокольни, описал под потолком несколько кругов и опустился девушке на плечо, как это уже было в главе, посвященной описанию внутреннего убранства комнаты, которую с недавних пор занимала цыганка.

- Что с вами, мама? - спросила девочка. - Чем вы так взволнованы?

- У меня дурные предчувствия, Розочка, - отозвалась Броканта. - Ты только посмотри, как нервничает Бабилас, как напуган Фарес; если и карты предскажут недоброе, детка, надо быть готовыми ко всему.

- Вы меня пугаете, мама! - призналась Розочка.

- Какого черта нужно старой ведьме? - пробормотал Людовик. - Зачем она смущает сердечко несчастной девочки. Хотя старуха живет гаданием, и именно потому, что карты ее кормят, она отлично знает, что это шарлатанство. Так бы и задушил ее вместе с ее вороном и собаками.

Карты легли неудачно.

- Будем готовы ко всему, Розочка! - огорченно вымолвила колдунья; что бы ни говорил Людовик, она принимала свое ремесло всерьез.

- Матушка! Если уж Провидение предупреждает вас о несчастье, - заметила Розочка, - оно должно вам и помочь его избежать.

- Девочка, дорогая! - прошептал Людовик.

- Нет! - возразила Броканта. - Нет, в этом-то и беда, я вижу зло, но не знаю, как его отвести.

- А вам от этого легче? - спросил Баболен.

- Боже мой! Боже мой! - забормотала Броканта, подняв к небу глаза.

- Матушка! Матушка! - взмолилась Розочка. - Может, ничего еще не случится! Не надо нас пугать. Какое несчастье может произойти? Мы никому не делали ничего плохого. Никогда еще мы не были так счастливы. Нас оберегает господин Сальватор... Я люблю...

Простодушная девочка замолчала. Она хотела сказать: "Я люблю Людовика!" - что ей самой представлялось верхом счастья.

- Ты любишь... что? - спросила Броканта.

- О! Ты любишь... что? - уточнил Баболен.

И вполголоса прибавил:

- Говори же, Розочка! Броканта думает, что ты любишь сахар, патоку или виноград! О! Броканта добрая! Наша славная Броканта!

И он пропел на расхожий мотив:

Мы любим горячо, об этом знают все,

Мсье Лю, лю, лю,

Мсье До, до, до,

Мсье Лю,

Мсье До,

Мсье Людовика!..

Но Розочка посмотрела на злого мальчишку так кротко, что тот внезапно оборвал пение и сказал:

- Нет, нет, ты его не любишь! Видишь, сестричка, какое у меня доброе сердце? Слушай, Броканта, мне кажется, сочинять такие стихи, как господин Жан Робер, нетрудно: видишь, у меня получилось само собой... Все решено: буду поэтом.

Однако болтовня Розочки и Баболена не отвлекла Броканту от мрачных мыслей.

Она стояла на своем; потом мрачным голосом проговорила:

- Ступай к себе, девочка моя!

Она повернулась к Баболену, зевавшему во весь рот, и прибавила:

- И ты тоже отправляйся спать, бездельник. А я пока подумаю, как умолить злую судьбу. Иди спать, девочка.

- Ну, наконец-то разумные слова за все время, пока ты тут болтаешь, старая ведьма! - облегченно вздохнул Людовик.

Розочка поднялась к себе в комнату, Баболен вернулся в постель, а Броканта заперла окно, чтобы, вероятно, никто не мешал ей думать.

XXXVII

Поль и Виргиния

Людовик перешел на другую сторону улицы и прислонился спиной к противоположному дому. Оттуда он стал смотреть на освещенные окна Розочки за небольшими белыми занавесками.

С той самой минуты, как запоздалая любовь поселилась в сердце Людовика, он дни напролет мечтал о Розочке, а с наступлением темноты подолгу простаивал под окнами девочки, как Петрус гулял перед дверью Регины.

Стояла прекрасная летняя ночь. Синий сумеречный свет, разлитый в воздухе, был чист и прозрачен, словно дело происходило в Неаполе. Луны не было видно, зато звезды искрились серебром. Все это напоминало тропический пейзаж, когда, как сказал Шатобриан, тьма - это не ночь, а отсутствие дня.

Людовик не сводил взгляда с окон Розочки, всей душой отдаваясь охватившему его волнению, и наслаждался несказанной прелестью этой ночи.

Он не сказал Розочке, что придет, они не назначали друг Другу свидания. Но девушка знала: не проходило вечера, чтобы Людовик не появился около полуночи или часу ночи и ждал, когда, поднявшись к себе, она отворит окно. Его еще больше утвердило в этом мнении то, что, едва осветившись на мгновение, окна сейчас же погрузились в темноту. Розочка оставила свечу в туалетной комнате, потом потихоньку отворила окно и, ставя на подоконник розовый куст, окинула взглядом улицу.

Ее глаза, еще не привыкшие к темноте, не сразу узнали Людовика в тени под дверью противоположного дома.