У читателя может возникнуть впечатление, будто объяснение внутренней ущербности героев, которых он судит образом матери, автор видит в их оторванности от той естественной почвы, из которой взросла и окрепла душа Анны. От почвы крестьянской.
Но ведь почва народной, трудовой жизни не исчерпывается деревней, и крестьянский труд в такой же мере обусловливает нравственность, как и любой другой, — сельский или городской, фабричный или заводской или сугубо интеллектуальный. И душевная скудость той же Люси определяется вовсе не тем, что, став горожанкой, она «до пустоты» забыла деревню, но всем образом жизни ее души как в городе, так и в деревне. По сути дела, зависимость тут, скорей, обратная, не потому ли Люся и забыла тайну своего детства, что выросла с пустой душой?..
Неточности осмысления воспроизводимой действительности не могут не сказываться и на истинности повествования. Жертвой оказалась в данном случае Таньчора — любимица матери, которая росла человечком редкой душевности и доброты. И вот она-то вовсе не приехала из своего-далекого Киева к умирающей матери, нанесла ей самую тягостную обиду. Писателя не занимает вопрос, почему не приехала Татьяна, могла ли она — такая, какая есть, — не вырваться в родную деревню, чтобы похоронить мать. Не приехала — и все тут. Это нужно автору для сюжета и конструкции мысли, но характер, даже намеченный и действующий «за сценой повествования», рушит эту конструкцию, потому что в равнодушие и душевную холодность Таньчоры не веришь, как не веришь вместе с матерью и в то, что она не могла не приехать к ней. И удивительно ведь: именно в Таньчоре, вопреки желанию и намерениям автора, по тому немногому, что сказано о ней в повести, угадываешь натуру родную, близкую и родственную старухе Анне, в ней видишь воспреемницу света ее души.
В повести В. Распутина «Живи и помни» народные характеры, столь любимые писателем, поставлены в испытание крайнее, испытание войной. И в этом Распутин близок, верен Абрамову, Астафьеву, Носову.
Если «Последний срок» — повесть о драматической судьбе старой крестьянки, бабки Анны, то повесть «Живи и помни» — о трагической судьбе молодой крестьянской женщины Настены.
В литературе последних лет создана своеобразная галерея истинно героических характеров, характеров русских женщин. Эти своеобычные и резкие характеры, открытые современной прозой, проявляют себя, как правило, в тяжкую пору войны, в трудные предвоенные, военные и послевоенные годы.
И вот, к Катерине из «Привычного дела» В. Белова, Василисе Мелентьевне, Пелагее и Лизке Пряслиной из романов и повестей Ф. Абрамова, Фене из романа «Ивушка неплакучая» М. Алексеева, бабке Анне из повести «Последний срок» В. Распутина прибавился еще один характер, раскрывающийся в обстоятельствах исключительных, особенно тяжелых и трагических — Настена, главная героиня повести «Живи и помни».
Трудную художественную задачу поставил перед собой писатель: Настена ощупью находит, а вернее, так и не находит достойного выхода, потому что смерть человеческая, самоубийство на которое она пошла, ни решением, ни выходом быть не могут. Самоубийство Настены — это суд, высший суд над дезертиром Андреем Гуськовым, ее мужем и любимым, предавшим ее и самого себя. А впрочем, это суд и над самой собой, над своей бабьей, женской слабостью и жалостью, над своей любовью к недостойному человеку, которая оказалась в какой-то момент сильнее ее.
Удивительно сложный и притягательный женский образ создан В. Распутиным в повести «Живи и помни». Он воплощает стихию и власть добра и любви как ту всепоглощающую, бездонную силу, которая из века лежит в основе народных характеров, подобных Настене или бабке из «Последнего срока» В. Распутина или Катерине из «Привычного дела» В. Белова, Лизке Пряслиной из трилогии. «Пряслины» Ф. Абрамова. Всю свою жизнь Настена «мечтала отдавать больше, чем принимать, — на то и дана ей эта удивительная сила, которая тем удивительней, нежней и богаче, чем чаще ею пользуются». С глубоким проникновением в психологию и внутренний мир женщины рассказывается в повести об исполненной неразрешимых противоречий любви Настены к своему оборотню-мужу, о борении противоположных чувств к нему: жалости и отвращения, нежности и брезгливости, наконец, той всепоглощающей доброты, которая, казалось бы, на грани всепрощения.