Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе

Повесть Иона Друцэ «Запах спелой айвы» — все о том же: о чувстве Родины, о «священной земле наших предков, земле наших родителей, земле наших детей», о том, как «выразить чувство трепета, охватывающее человека каждый раз при встрече со своей малой родиной». Главы повести, где описываются жизнь и характеры жителей древнего молдавского села Каприяны близки по духу таким его произведениям, как «Последний месяц осени», «Каса маре», «Птицы нашей молодости», многим его замечательным рассказам.

«Запах спелой айвы» — поэтическая повесть об уважении к героическому прошлому предков, о поклонении трудовым героическим народным традициям, о чувствах высоких и светлых, обязательных для каждого нравственно воспитанного человека.

Символом такого прошлого для Каприяны стала в повести история древней Звонницы, которая была сооружена, гласит предание, на месте лачуги нищего отшельника, дерзнувшего отказать в ночлеге воеводе, господарю, верховному владыке Штефану Великому: «Отдых воина, потерпевшего поражение, — на том же поле, где была разгромлена его армия». И воевода, собрав остатки своего воинства, сумел победить захватчиков.

Вокруг судьбы Звонницы, памятника свободолюбию народа, и развивается действие этой сложной по своей архитектонике и, как мне представляется, противоречивой по художественным решениям повести И. Друцэ.

«История, дорогие мои мальчики и девочки, — говорит своим ученикам учитель Хория Холбан, — есть великая наука, рассказывающая, какими путями двигалась жизнь с начала начал до наших дней. А что такое жизнь? Это и мы с вами, и дождь, который льет на улице, и те сто гектаров кукурузы, которые мокнут в поле, и наша двухэтажная школа, и древняя Звонница на горе... И кто знает, может, старый топорик, ржавеющий за вашим домом в куче мусора, был свидетелем крестьянских восстаний 1907 года, и была минута в его жизни, когда он уже не колол дрова, а, поднятый над головой восставшего, требовал правды и хлеба».

Развитое и социально воспитанное чувство историзма обусловливает, как известно, реальный взгляд на мир. И на прошлое. И на настоящее. И когда Друцэ с присущим ему своеобычным, подлинно народным юмором изображает реальные обстоятельства жизни, описывая, скажем, деревенское празднество, столь поэтичное и достоверное, что воспринимается как быль и как сказка, он верен себе. Верен той реалистической традиции, которая и сформировала его как художника. Об этой стороне повести, как и о стихии лиризма, музыкальности ритмов, исповедальности прозы Друцэ, много сказано в критике. Сказано и о другом — что автор повести «не особенно затрудняет себя мотивировками и объяснениями».

Но давайте задумаемся: небрежение «мотивировками» в прозе — благо или беда? Это небрежение отсутствует у Друцэ там, где речь идет о привычной для него музыке жизни молдавской деревни, хотя и здесь, повторяю, стихия лиризма, эмоциональности, поэзии, как всегда у этого своеобразного писателя, не знает берегов.

Небрежение мотивировками в повести «Запах спелой айвы» дает себя знать там, где автор вводит в действие в чем-то новые для него характеры, действующие в новых обстоятельствах. Насколько глубоко исследованы в повести «Запах спелой айвы» эти новые характеры и обстоятельства, связанные, в частности, с жизнью не только деревни, но и города, с заботами сельской и городской интеллигенции?

Новая повесть И. Друцэ во многом полемична. Полемическая патетика прорезает ткань повествования буквально на первых же страницах, где описывается как «самая крупная победа», которой Кишиневский университет будто бы добивался в течение «многих лет», учреждение местного отделения общества охраны памятников культуры: «В актовом зале горели все три люстры, на сцене царствовал огромный букет тюльпанов, а в зале чинно сидели подстриженные и отутюженные студенты... у них тоже сияли глаза, и актовый зал гремел от ликования».

И дело даже не в том, что гремящее ликование «отутюженных студентов» по этому поводу, на мой взгляд, малодостоверно. Непонятна, не объяснена прежде всего напряженность столь страстной полемики: о чем, собственно, спор? Кто в наши дни посягнет на историю как позитивный опыт народа и нравственный фактор воспитания юношества, если прошлое осмысляется с социальных позиций! Разве что только такой неумный и необразованный человек, «сам толком никогда ничему не учившийся», как местный директор школы Николай Трофимович Балта. Такой ответ в соответствии с правдой жизни и содержится в повести И. Друцэ. Нелепая, гротесковая личность Николая Трофимовича Балты по справедливости заклеймена в повести негодующим смехом. Он жалок и ни у кого не находит поддержки в своих нелепых попытках «закрыть» Звонницу. «Его машина кидалась во все страны света, во все мыслимые и немыслимые инстанции, и кто только не приезжал в Каприяну по этому делу!» — рассказывается в повести. Приезжали, а «потом молча уезжали в район, решив про себя, что у директора не все дома...»