Нравственная позиция автора в отношении дезертира Гуськова недвусмысленно определена, — да и странно думать, что она могла бы быть иной. Иногда кажется, что она подчеркнута даже с излишней навязчивостью, чем нарушается порой художественная цельность этой повести. Гуськова судит не только смерть и вся судьба Настены. Его судит мучительной болью и недоуменным презрением старик отец. Его судит жизнь деревни военных лет, ее бесконечный труд, голод, неустроенность и военное лихо — бессчастье, похоронки и вернувшиеся с фронта безрукие мужики, судит весь дух, вся нравственная атмосфера, атмосфера всенародного подвига, освободительной народной войны, столь характерная для тех лет и столь точно воспроизведенная в повести. Его судит автор. Чего стоит хотя бы уже приводившийся в критике символический эпизод, когда затаившийся в лесной заимке дезертир от одиночества, заброшенности и злобы на весь мир начинает подражать волкам — учиться — похоже и страшно — выть по-волчьи!
Но вот вопрос, не поставленный, правда, прямо в повести, однако неотвратимо возникающий у читателя: почему Гуськов стал дезертиром? Так же как в «Сотникове» В. Быкова, мы не можем не спрашивать автора и себя: почему Рыбак предал?.. Почему Рыбак предал, а Сотников, больной, физически слабый, измученный Сотников выстоял?..
Повести эти утверждают, что истоки предательства Рыбака и дезертирства Гуськова в данном случае одни. Ни тот ни другой, отправляясь на фронт, не собирались становиться ни предателями, ни дезертирами. Более того, и тот и другой были когда-то не только отличными работниками каждый в своем колхозе, но и хорошими солдатами. Они храбро воевали, выдержали испытание и пулей, и опасностью, и трудностями фронтовой жизни. Но в какой-то момент тот и другой стали на ту скользящую наклонную плоскость, которая и привела одного к фашистам, другого к волкам в сибирской тайге. Почему?.. Каковы истоки этой их преступной слабости?
Да потому, что и в том и в другом не был выработан внутренний, зрелый, общественный человек, человек проснувшегося, высоко развитого гражданского, патриотического самосознания. Мы видим, что у Гуськова, не в пример другим, даже фронт, Отечественная война, явившаяся для людей огромным нравственным духовным потрясением, способствовавшая пробуждению самых высоких мыслей и чувств, так и не вызвала ничего, кроме стремления во что бы то ни стало остаться в живых. Андрей Гуськов являет собой крайнее выражение того, что можно назвать «природным» человеком, то есть человеком, выключенным из общественного самосознания. С страхом своим и животным эгоизмом самоотчуждения он отключен от общего патриотического порыва народа военных лет.
Повесть «Живи и помни» — в этом ее, может, главный философский смысл — показывает нам, сколь ущербен, беден нравственно, а иногда и опасен человек, поставленный или поставивший себя вне общественных связей и отношений, исключивший себя из общества, ограничивший свой жизненный круг, внутренние интересы и потребности только биологическими помыслами. Не таков ли Андрей Гуськов, это «дитя природы», каким мы знаем его еще до войны по тем немногим деталям и подробностям, содержащимся в повести? Его нравственное развитие было достаточным, пока он оказывался в ряду других, пока он руководствовался внутренне «стадным» чувством, и его решительно не хватило, когда перед Гуськовым встала серьезнейшая проблема нравственного выбора. Он и сам не заметил, как, скользя по наклонной плоскости, совершая одну за другой незначительные, казалось бы, уступки себе, он превратился в дезертира преступника. Как из человека «природного», и только «природного», то есть далекого от интересов общества, он превратился в человека, полностью опустошенного, антиобщественного.
Именно этот философский, социально-философский взгляд на жизнь, на столь разные, но одним чувством, одной веревочкой связанные характеры дезертира Андрея Гуськова и трагически погибшей жены его Настены, и сообщает повести художественную цельность и единство. Талант и точность внутреннего нравственного прицела, при всей сложности творческой задачи, при и колебаниях на нелегком авторском пути, привели в итоге писателя к созданию высокохудожественного произведения.
Так, в творчестве писателя, еще совсем молодого, написавшего всего несколько повестей и рассказов, мы явственно ощущаем отзвуки спора, который, как уже отмечалось выше, идет в нашей литературе. Это спор о понимании такого коренного для литературы социалистического реализма качества, как народность. Спор с попытками отождествить народность и патриархальность.
Неточность понимания и осмысления в литературе качества народности — вещь отнюдь не безобидная, напротив, такого рода неточности ограничивают подчас даже самых талантливых наших художников, что не может не сказаться на их творчестве.