Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе

Как справедливо указывает современный исследователь эпоса М. Шолохова Л. Якименко, эпический жанр в русской классической литературе рос из жгучего, непрекращающегося интереса к жизни, думам, чаяниям, борьбе трудового народа, в познании которого русские писатели всегда видели одну из величайших социальных, нравственных целей искусства. «В эпопее, то есть в произведении, повествующем о жизни народа в поворотные моменты исторического развития, выражались достижения художественной мысли целой эпохи» (Якименко Л. Творчество М. А. Шолохова. М., 1970) — утверждает он.

Такое понимание эпоса, в основе которого — великие традиции русской классики, могучий творческий опыт М. А. Шолохова, дает основание исследователю поставить вопрос о дифференциации романных жанров, поскольку далеко не всякий роман может претендовать на то, чтобы называться эпическим.

Лишь обращение романа к важнейшим историческим событиям народной жизни, изображение народа как решающей силы общественного развития, наличие в романе философии истории, глубокого художественного постижения закономерностей ее развития, выраженного в характерах типических, поднимает этот жанр до уровня эпического.

Помнить об этом сегодня необходимо потому, что при том внимании литературы к жанру романа, когда появляются все новые и новые крупномасштабные художественные полотна, когда жанр романа становится даже модным, злоупотребление понятием «эпопея» ведет к снижению критериев. Между тем именно в жанрах эпических, заключающих в себе не просто описание событий и воспроизведение характеров, но — философию, мировоззрение эпохи, успехи наши, в сравнении со «снежными вершинами» прошлого, особенно скромны. Сегодня мы можем говорить пока что лишь о начале процесса, о начале поворота современной прозы к созданию крупных, масштабных произведений о жизни народа в эпическом плане.

Да, литература наша смелее, чем десять — двадцать лет назад, обращается к жанру романа, все с большим интересом и глубиной исследует диалектику философии истории и философии человека.

Однако эпос — не в количественной широте охвата жизни, не в объеме произведения. А то опять, как когда-то, скажем в пятидесятых годах, возникает мода на «кирпичи»: «книга первая», «книга вторая», «книга третья» и т. д. Когда романы пишут и те, кому полностью чуждо романное, то есть обобщенное, концептуальное, социально-философское мышление. Тогда-то и появляются произведения, страдающие мнимой эпичностью, где подлинный эпос подменяется в той или иной степени иллюстративностью и описательностью.

Критика в таких случаях далеко не всегда задумывается, что нет эпоса вне философии и истории, вне судьбы народа, вмещающих в себя и судьбы человеческие. Как не существует эпоса без типических социальных характеров, без таких индивидуальностей, которые поднимались бы до уровня социальных типов времени. В этом случае повесть «На Иртыше» С. Залыгина или рассказ «Судьба человека» М. Шолохова таят в себе куда больше эпического, чем растянутые на много томов иллюстративные повествования, лишенные главной приметы эпоса: обобщающей, пытливой социально-философской, нравственно-философской, исторической мысли.

Одна примечательная особенность: судьбы страны пока что постигаются нашей прозой (исключая пору войны) прежде всего и главным образом через судьбы крестьянства, что обнажает генетическую связь современного эпоса с самой великой книгой советской литературы — «Тихим Доном». И не только связь, но и влияние Шолохова на самых разных наших писателей, — следы этого влияния мы найдем и у В. Смирнова, и у А. Нурпеисова, и у И. Мележа, и у Ф. Абрамова.

Если выстроить роман за романом о судьбах крестьянства в революции, о его пути в социализм, получится некий ряд, более или менее полно представляющий, по сути дела, целую галерею народных характеров, народной психологии и нравственности на величайшем переломе не только в отечественной, но и в мировой истории.

Роман «Сибирь» переносит нас в предреволюционную эпоху, на просторы таежной Сибири, в самые глубины народной и в первую очередь крестьянской жизни. Георгий Марков отлично, изнутри, знает жизненный материал. Автор романов «Строговы», «Соль земли», «Отец и сын», посвященных тому легендарному краю, где он родился и вырос, Г. Марков все дальше, в пространстве и времени, расширяет сферу художнического исследования родной сибирской земли.

«Российское могущество прирастать будет Сибирью». Только гений мог сказать слова, мудрость которых рассчитана на века...

Улавливаю в сих словах о Сибири прежде всего патриотическую гордость Ломоносова за свой народ...

Все больше и больше задумываюсь: кто, какой общественный слой в состоянии поднять производительные силы Сибири, вдохнуть в ее просторы жизнь и действие, на деле осуществить гениальный завет Михайлы Ломоносова?!» — размышляет в романе «Сибирь» русский ученый-демократ Венедикт Петрович Лихачев, отдавший жизнь исследованию этого края.