Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе

«Не вздумай, любезный отрок Ванька, вообразить, — пишет он своему племяннику Ивану Акимову, — что ты обратил меня в свою веру. Дошел до нее сам, дотумкал собственным умом».

Собственным умом понял подлинный русский интеллигент, профессор Лихачев, что без революции «родная земля не очистится от скверны», что «иначе бесталанные люди — всякого рода мерзавцы и самозванцы — будут продолжать топтать мой народ, изгаляться над его великой и прекрасной душой, взнуздывать его в пору благородных порывов, глушить его высокие стремления».

Роман Георгия Маркова «Сибирь» — глубоко патриотическая книга. И патриотизм ее — в утверждении социальной и нравственной неизбежности революции на просторах России, в утверждении социализма как той главной и определяющей силы, которая на деле осуществляет гениальный завет Михайлы Ломоносова: «Российское могущество прирастать будет Сибирью».

Когда обращаешься к таким произведениям современной прозы, как «Сибирь» Г. Маркова, вновь видишь: постижение литературой судеб деревни неотторжимо от революции и социализма, от судеб страны, ее прошлого, настоящего и будущего, от революционной преобразующей роли партии и народа, строящих социализм.

А рядом — еще одна книга, проникнутая тем же пафосом, отмеченная эпическим размахом, но построенная на совершенно ином жизненном материале, — трилогия Абдижамила Нурпеисова «Кровь и пот». Достойный продолжатель традиции Мухтара Ауэзова, А. Нурпеисов ввел нас в мир прежде почти неизвестный — сложный, исполненный драматических противоречий, мир казахского народа. Читая его щедрую на бытоописание прозу, точную и правдивую по многим деталям и национальному колориту, въяве ощущаешь то, что стало для нас далеким прошлым, — классовое разделение народа в дореволюционную эпоху, разделение на нищету и богатство, на совесть и бессовестность. И вот каково нравственное убеждение художника, сформированное жизнью, преданиями, углубленным изучением прошлого: только трудовой казахский люд, при всей нужде и уничтожающей человеческое достоинство бедности, унижающем человека бесправии, — только он — носитель высокого, одухотворенного, подлинно человечного. Мы убеждаемся в этом, когда знакомимся с такими крупными, ярко очерченными народными характерами, как Еламан — образ, возникший как бы на пересечении современной реалистической прозы и героического восточного эпоса, или — Кален, характер определенно романтический, но при всем том вполне достоверный и подлинно народный. Именно эти характеры и персонажи, им близкие, — носители нравственных начал народной казахской жизни, начал совести, чести и добра.

В романе исследуется нелегкий путь пробуждения общественного самосознания в этих людях, путь от патриархальной задавленности и пассивности к осознанию себя личностью, к общественному протесту, а потом — и к трудной, поначалу неравной драматической борьбе. Путь, который по естественным и неумолимым законам жизни, выявленным в трилогии с подлинной художественностью, приводит Еламана и Калена к большевикам. И пусть не все в равной мере удалось автору трилогии — заметно слабее главы, повествующие о пребывании Еламана в белой армии, куда он был направлен «со специальным заданием», — впечатляет та глубина постижения жизни казахского народа в его историческом движении к интернациональным идеалам социалистической революции, которую утверждали на этих дальних окраинах царской России большевики.

Мы убеждаемся, что истоки этого движения социальные и одновременно нравственные. Трилогия А. Нурпеисова современна именно нравственно-философским взглядом своим на закономерный путь казахского народа в революцию и социализм, художественным утверждением той высокой истины, что революция и люди ее привлекали сердца трудовых казахов идейной убежденностью, подкрепленной подлинно гуманистическим пафосом.

Роман «Кровь и пот» убеждает нас: эксплуататоры, как местные (в романе создан удивительный по силе и точности характер молодого казахского бая Танирбергена), так и пришлые (русский купец Федоров, сын купца, Федоров-младший, жестокосердный белый офицер), не имеют ничего общего ни с человечностью, ни с гуманизмом, ни с нравственностью. Они живут по совершенно иным, нечеловеческим, волчьим законам, которые невозможно принять трудовому народу, — вот почему Федоров и Танирберген, невзирая на всю силу характеров, незаурядный ум и лисью хитрость последнего, обречены на поражение, вот почему, невзирая на все их ухищрения, угрозы и хитрости, не идет за ними народ.