Самайнтаун

Сначала Винсента Белла бросились искать, потому что он так и не поднялся на сцену Призрачного базара с традиционной речью об итогах года. Затем усилия по поиску удвоили, чтобы уведомить его о массовом отравлении на площади, из-за которого уже к утру переполнились все городские больницы. Только когда ни это, ни вой сирен, ни объявление в рупор не дали результата, стало ясно: с Винсентом случилось что‐то страшное. А уже через полчаса мэра – простите, бывшего мэра – нашли по частям на местной достопримечательности, которую он же и отстроил в честь своего третьего переизбрания. Фиолетовые цветы, которые торчали из разинутого рта Винсента и красовались на его седой макушке, сплетенные в венок, забили все стоки фонтана. Из отверстий в изувеченном теле они, кстати, торчали тоже, точно букеты из вазы. Пышные бутоны набили Винсенту живот, как вата.

Стоя там, Джек волей-неволей вдыхал их приторный запах, смешанный с запахом рвоты: даже матерых полицейских вокруг рвало. Назвав место преступления «алтарем», Джек был прав лишь отчасти – в равной степени это напоминало произведение искусства. Цветочную композицию, как икебану, которую Ламмас захотел явить миру. Недаром он выставил Винсента на всеобщее обозрение, хотя прежде всегда выбирал места потише и неприметнее. Это был вызов.

Это было доказательство, что Самайнтаун его уже наполовину, как и позеленевшие кругом деревья с крупными почками, проклюнувшимися вместо бронзово-красных листьев всего за несколько часов.

– Ну что, доволен? – спросил Джек у Ральфа. Тот стоял столбом на противоположной стороне фонтана, и пачка сигарет валялась у его ног вместе с зажигалкой, выпавшая из рук в тот момент, когда он попытался достать их из кармана. Джек поднял и то и другое, когда подошел, но лишь затем, чтобы выкинуть в ближайшую урну. Хоть город и погряз в кишках и хаосе, мусорить в общественных местах он все равно считал недопустимым.

– Сукин сын, – выругался Ральф и пригладил блестящие от геля волосы нервным жестом. Руки у него дрожали, значок шефа полиции съехал набекрень, прикрепленный к наплечной кобуре под коричневой кожанкой. – Не ожидал, что зайдет так далеко. Он всего про несколько жертв говорил, но про такое – ни слова. Чтоб ты знал, Джек, я здесь ни при чем…

– Все ошибаются, – ответил он снисходительно. – У тебя еще есть шанс искупить свою вину. Если поможешь мне с Ламмасом…

– Не помогу. Извини, Джек. – Ральф впервые посмотрел на него так серьезно, что тот поверил в искренность его слов, даже не притрагиваясь к его душе. – Вся моя стая сегодня утром те же семена съела, от которых теперь блюет весь город. Ламмас заставил… Теперь, если я подведу или ляпну что‐то не по делу, с ними будет то же самое.

– Ах, так вот как оно работает, – хмыкнул Джек. – Оно хоть того стоило? В медвежьих комедиях [22] участвовать.

– Ну, если переживу эту осень, то смогу уйти на пенсию уже весной и безбедно жить до конца своих дней.

– Не хочу тебя расстраивать, но ты ее не переживешь. Закон есть закон. – Джек сунул большой палец за уцелевшую подтяжку и, развернувшись на каблуках дерби, двинулся прочь, оставляя фонтан, алтарь, предателей и разруху позади. – Когда я казню Ламмаса, я приду казнить тебя.

– Хорошо, – кивнул Ральф ему вслед. В его прокуренном хриплом тембре звучало что‐то, что показалось Джеку облегчением. – Но сначала разберись с Ламмасом. Пусть у тебя получится.

Клематисы, как и кровь, теперь были всюду. Лужи с ними, извергнутые туристами и жителями, хлюпали у Джека под подошвами. Вся городская площадь напоминала красно-фиолетовое море. Похолодевший ветер трепал брошенные шатры, сломанные прилавки лежали на земле в окружении разбросанных амулетов, книг, тотемов и раздавленных тыкв. Даже самые жадные торговцы кинулись бежать, оставив вещи, когда поняли, что началось. Джек никогда не забудет, как люди метались и падали, давились кровавыми лепестками, что все лезли, лезли у них изнутри. Несколько умерло на месте – как правило, то были старики, но большинство просто мучительно кричало. Всех, у кого обнаружились симптомы клематисовой лихорадки, госпитализировали, но Джек сомневался, что даже местный ковен сможет им чем‐нибудь помочь. Утешало лишь то, что болезнь, похоже, была не заразной: пока Джек в пылу всеобщей истерики бросался от человека к человеку, он увидел, как один юноша поцеловал свою девушку, чтобы успокоить. Из ее губ к его губам прижимались цветочные лепестки, но спустя несколько часов, когда девушка все‐таки задохнулась у него на руках, юношу недуг так и не коснулся. Очевидно, причина была не в воздухе, а может быть, в еде… Хотя какая уже разница, когда лекарство в любом случае можно найти лишь у одного человека?

В тот момент у Джека что‐то кольнуло в груди, и он немного наклонился вперед. Барбара будто тоже почувствовала это, туго обвилась вокруг его лодыжки жгутом.