Друзья. Доносчицы. Зоркие глаза и указатели. Преданные слуги. Вот что такое эти куклы – жуткие, болтающиеся на деревьях по всему городу, как висельники; сидящие на витринах, оградах, бдящие неустанно, неустанно же подслушивающие. Неудивительно, что Ламмас так легко обвел весь город и Джека вокруг пальца. Эти куклы, марионетки-трупы, прожорливые цепкие цветы… Даже без Херна, той вампирши и других помощников он превосходил их четверых по всем критериям: сила, хитрость и, главное, безумие. Ламмас был везде, а Самайнтаун уже давно стал Ламмасградом. Возможно, гораздо раньше, чем Джек впал в этот глубокий вечный сон.
Лора снова посадила куклу на колени и поехала по ее указке. Сначала вправо, мимо чана с яблоками, где энергичные лампады не оставляли другим участникам и шанса; затем левее, когда кукла вдруг завалилась куда‐то в бок, будто упала нечаянно, но, стоило Лоре ее поставить, как она сделала это опять. И прямо, прямо, через мост и Светлый район, мимо сцены. Там Лора мельком увидела Душицу, взмыленную, измотанную, поющую непрерывно чужой репертуар, потому что другие музыканты, очевидно, отказались и потому что Ламмас вряд ли ей, как и всем, оставил хоть какой‐то выбор.
Вскоре кукла указала на берег Немой реки, точнее, на тропу, что шла ей параллельно, уходя к Старому кладбищу. Именно эту тропу так иронично сторожил во время Призрачного базара Джек.
Лора, пока ехала, невольно представляла, как он вышагивал по ней со своей косой и как болотные огни подсвечивали ему дорогу. Лорелее же никто почему‐то не светил: огней тут не было, лишь несколько фонарей мерцало вдалеке, и там, где могильный холод сталкивался с теплом толпы на площади, соломенная кукла наконец‐то вновь махнула ей. Лора вздохнула с облегчением: слава Осени, ей не придется трястись до самого кладбища по брусчатке! Руки, крутящие колеса, уже начинали уставать.
Она скатилась с тротуара на земляной вал, спускающийся к берегу. Это была ровно середина дороги, соединяющей площадь и кладбище. Теперь по одну сторону от Лоры текла река, по другую – редкие пешеходы в красочных, нелепых костюмах опаздывали, но изо всех сил спешили на праздник. В стороне темнели окна безжизненных, будто брошенных пятиэтажных домов. Между парой фонарей, установленных друг от друга слишком далеко и обеспокоенно мигающих, сгущался мрак. Где‐то лаяла собака, за голым шиповником мелькнул хвост черного кота. Лора спрятала в тесный кармашек юбки ведьмин камень и расстегнула сумку-клатч.
Соломенная кукла тем временем махала уже не ей, а Ламмасу, полощущему что‐то в реке на самом краю берега, где влажная земля резко уходила на глубину. Заслышав шелест гравия под коляской Лоры, он оглянулся, выпрямившись, неспешно взошел на вал и остановился у деревянной скамьи с пристроенным столом, где обычно старики играли в шахматы. Ламмас был один. Ни громилы (неужто Франц все же смог от него избавиться?), ни Херна, ни вампирши и того рыжего низкорослого дурачка, пропавшего, очевидно, с концами. Даже трупов или кукол и тех не наблюдалось вокруг Ламмаса – лишь та, что сидела в коляске Лоры. Она вдруг сама перепрыгнула к хозяину на стол, будто кто‐то дернул ее за леску. Ламмас погладил ее ладонью, как послушного щенка. Рукава его черного плаща тяжело свисали, промокшие насквозь, а из кармана торчал краешек полотенца.
– М-м… Что это? – спросила Лора сконфуженно, устремив свой взгляд на стол, где лежал развернутый платочек с семью круглыми кусочками чего‐то мягкого, красного и тонкого. – Пепперони?
– Пальцы, – ответил небрежно Ламмас. – Не обращай внимания. Ну, чего ты хотела?
Тяжело, однако, было не обращать внимание на чьи‐то
– Титания хочет тебя убить, – сказала Лора, прочистив горло, прежде чем вновь заговорить. – Она сейчас в вязовом лесу, добывает что‐то, что, очевидно, может это сделать. Так что ты в опасности.
– Неужели? – спросил Ламмас, и Лоре не понравилось то, как насмешливо это прозвучало. Он бросил странный взгляд на пальцы, затем в упор уставился на нее и улыбнулся еще шире, чем улыбался мгновение до этого. – И почему ты решила меня предупредить?
– Потому что хочу жить. Я знаю, что ты готовишь жертвоприношение. Не хочется быть агнцем на закланье – хочется быть тем, кто туда его ведет.