Самайнтаун

Ладони у Лоры так замерзли, будто она тоже помыла их в реке. Одной рукой она держалась за колеса, подталкивая коляску ближе к Ламмасу, а второй придерживала сумку. Вал был некрутым, но скользким от покрытой сыростью травы, и в какой‐то момент кресло вдруг само понесло ее вперед. Ламмасу даже пришлось выставить колено, чтобы Лора врезалась в него, а не снесла скамью и стол. Ее щеки вспыхивали и снова гасли, бледность сменяла красноту и жар. Не больше, чем калека, в своем желании служить Ламмасу она, конечно, была смешна. Снисходительная ухмылка Ламмаса, с которой он покачал головой, буквально в лицо кричала ей об этом.

– Я еще не воспользовалась кинжалом, но обязательно это сделаю! – выпалила Лора оскорбленно. – И как только у меня снова будут ноги… Я буду в разы полезнее. Я умею петь и подчинять себе людей, ты в курсе?

– В курсе, – ответил тот. – Но ты крайне ненадежна. То и дело предаешь своих друзей…

– Так разве это, наоборот, не признак постоянства?

Ламмас хмыкнул. Он смотрел на Лору, а Лора – на него, снизу вверх, почти с земли – на этого высокого, долговязого мужчину, чье лицо казалось страшным, как у пугала, особенно в темноте, что сплеталась вокруг них в клубок. Небо будто подстрелили – синий смешался с красным и окончательно утопил дневную желтизну. Ночь на Самайнтаун всегда опускалась стремительно, но сейчас будто бы не хотела приходить. Видать, тоже пыталась отсрочить неизбежное.

Лора затаила дыхание, незаметно нырнув дрожащей рукой в расстегнутую сбоку сумку. Ветер понимающе гладил ее по волосам, и Лоре хотелось стряхнуть его с себя, как она всегда стряхивала любую нежность. Франц исчез, Титания – тоже. Впрочем, даже приди она сейчас, одной ей Ламмаса не победить, в глубине души Лора и так это понимала. Тепло его напоминало солнце, а ощущение от него – будто ты лежал в его лучах. Правда, чем дольше это длилось, тем выше был риск расплавиться. Если сила Джека укрывала, обнимала невесомо и легко, как шерстяное одеяло, то сила Ламмаса душила. Она казалась осязаемой – протяни руку и сомни, как глину. Правда, обожжешься, а может, сгоришь дотла. Перед Лорой стояло само лето, и никому, кроме осени, не было дано его сразить. Даже Королеве фей.

Поэтому…

– Съешь это, – сказал Ламмас, стоя так близко, что колени Лоры касались его коленей. Он нырнул рукой в карман и вытащил белесое, плоское семечко, похожее на рис, как те, мешочек с которыми Лора вывернула в тыквенный пунш на Призрачном базаре. Оно лежало прямо на его ладони поверх серого велюра и переливалось в свете снова замигавшего болотного огня. – Присягни на верность.

– Хорошо.

Лора не колебалась. Сожаления, предупреждала Тита, молниеносно ее убьют, но Лора сожалела бы куда больше, если бы не сделала этого. Ее ждала мучительная смерть…

Она оттолкнулась от спинки кресла и потянулась к Ламмасу. Бледная, дрожащая ладошка выглядела слабой, когда зависла над его рукой, но неожиданно окрепла. Вместо того, чтобы схватить семечко, Лора сомкнула пальцы у Ламмаса на запястье.

Перчатка, мягкая на ощупь, сползла вниз. Лора нечаянно чуть ее не сорвала. Она дернула Ламмаса на себя так резко, что сама едва не вывалилась из кресла. Ему не оставалось ничего, кроме как нагнуться, чтобы устоять ровно на ногах, и тогда Лора вытащила из сумки вторую руку, а вместе с ней – кинжал с круглой рукояткой. Жемчуг в ней загорелся, будто око распахнулось. Лора использовала его лишь однажды, но отлично помнила, как это делается – как им убивать

. Ее коляска чуть не ушла в сторону, колеса опять заскользили на траве, но Лора не промахнулась. Занеся кинжал почти над головой, она первым ударом погрузила его Ламмасу в грудную клетку больше, чем наполовину, а вторым – по рукоять. Лишь тот самый глаз остался торчать снаружи… И снова почернел.

Ламмас пошатнулся.

Но устоял. Выпрямился, сделав шаг назад от Лоры, и, пока она задыхалась, будто пробежала марафон, – сердце колотилось от страха где‐то в горле, – снова хмыкнул. Длинные пальцы в скомкавшейся перчатке обхватили основание ножа и без церемоний выдернули его, словно заусенец, прежде чем демонстративно уронить на землю. Из прорехи в пиджаке и на рубашке сочилась только пустота.

– Ах! Глупая, глупая Лора, – зацокал языком Ламмас. Не то чтобы Лора ожидала увидеть его кровь – в конце концов, у Джека ее тоже не было, – но то, каким невредимым он остался, вызвало у нее горькую досаду. – Ты что, влюбилась в меня? Боюсь, я неподходящий для обмена твоих ножек кандидат. Это тело умереть не может. Оно уже мертво.

Лора была уверена, что кинжал в ее сумке голоден настолько, что только вонзи его в чужую плоть – сожрет и не подавится. К сожалению, она ошиблась. Но попробовать все же стоило, ведь так? Или, может, нет…