Самайнтаун

– У тебя почерк, как у бабы, – хмыкнул Франц. Решетка отворилась, и через порог перешагнул самый уродливый уродец в мире. Страшнее Франц в жизни не встречал. Впрочем, а каким еще должен быть самый настоящий голем? Здоровый и огромный, как скала, весь в каменных наростах, будто в чешуйчатой броне. Рубашка на его мускулах так натягивалась, что ткань трещала, и Франц не мог не задаться вопросом, не останется ли он без штанов, если нагнется или сядет. – Вот я наивный полудурок, эх… А я ведь и вправду поверил, что мне Кармилла написала. Зачем обманывать? Я ведь даже опасности для вас не представлял! Ну, мешался, да, бегал всюду следом… Но только из-за этого меня теперь что, в тюрьму сажать? Это даже для Ламмаса как‐то слишком уж жестоко!

– Да на кой ты сдался Ламмасу, – хмыкнул Голем. – Ты здесь исключительно по моей прихоти, милый мальчик.

Решетку за собой он не закрыл – очевидно, был настолько уверен в себе и в тех цепях, которые связывали Франца. Шершавая от ржавчины поверхность терла кожу, словно наждаком, и любое неосторожное движение все больше приближало цепи к его сухожилиям и костям. Франц застыл ненадолго, чтобы передохнуть и собраться с мыслями.

«Ты уже очнулся», – сказал ему Голем, и это маленькое «уже» дало Францу надежду, что не так‐то и долго он провалялся в отключке. Значит, у него еще есть шанс успеть к Лоре. Лишь бы ничего важного не пропустить, лишь бы вовремя оказаться рядом…

Пока он размышлял, – паниковал, точнее, – Голем сделал несколько кругов по камере, рассматривая его со всех сторон, как экспонат в музее, а затем подошел к стенду. Дернул какие‐то крепления и выдвинул из боковины еще несколько железных крепежей и потайных ящичков, из которых принялся вынимать и складывать на стоящий рядом стол все, что находил интересным. Блеснула чугунная вилка с тремя зубцами, затем классические клещи и ланцет. Тиски, какие‐то валики с веревками, набор обсидиановых игл… Выбрав штук шесть инструментов, Голем удовлетворенно хмыкнул, выдвинул из очередного ящика другой, поменьше, и размотал вытащенный оттуда фартук, как у кузнеца.

«Нет, минутку…»

Как у мясника.

– Никто из нас не служит Ламмасу безвозмездно. Кому‐то он платит освобождением от проклятия, кому‐то – обычными деньгами… Хочешь узнать, чем он платит мне? – спросил Голем, и, хотя Францу очень хотелось ответить «Да не особо, если честно», он решил, что лучше пускай болтает. Так он хоть чем‐то занят и тем более стоит к нему спиной, а значит, не увидит и не услышит, как Франц растягивает звенья цепей. – В обмен на то, что я выполняю самую грязную работу – доставляю тела, куда скажут, и делаю с ними потом, что нужно, – он иногда позволяет мне развлекаться. Не все убийства в Самайнтауне были нужны Ламмасу… Просто мои игрушки вечно приходят в негодность раньше, чем успеют мне надоесть. Но ты, говорят, абсолютно бессмертен… А я всегда мечтал об игрушке, которая не ломается.

Франц непроизвольно сглотнул, и память, которая еще несколько минут назад с трудом подчинялась ему, принялась сама плеваться ему в лицо фрагментами. Лавандовый Дом, где Голем впервые его почти

убил. Призрачный базар, откуда он увез Кармиллу и где увидел Франца абсолютно невредимым. Причал, где Голем прислонялся спиной к машине и не сводил с него глаз черных, как те бусины у чучел в гостиной Джека. Франц думал, что он смотрит на него с опаской, но ошибся – то был интерес. Так дети смотрят в магазине на игрушку перед тем, как схватить и прижать к груди, чтобы понести с родителями к кассе.

Пресвятая Осень, да он же угодил в руки к маньяку!

Издав выразительное «Ой», Франц задергался на стуле и принялся тянуть цепи в разные стороны еще неистовее, чем до этого. На столе тем временем что‐то громыхало, лязгало: Голем перебирал инструменты, шлифовал и затачивал то, что можно было заточить, мурлыкая от предвкушения. Мало того что Франц купился на самую примитивную приманку, как кролик в короб за морковкой полез, так еще не может совладать с обычными цепями. Зато обещание свое, данное Титании, все‐таки сдержал: отвлек Голема на себя, так отвлек. Тупица!

– Хм, с чего же нам начать… – забормотал под свой кривой нос тот и повернулся. – Наверное, сразу перейдем к десерту. Уж очень мне не терпится попробовать тебя!

– Ты чего, мужик, – выпучил глаза Франц, завидев в его полукаменных руках длинную продолговатую трость с расширителем на конце, похожим на грушу. – Я не из таких, мне женщины нравятся!

– Я говорю о пытках, идиот. Эта штука нужна, чтобы вставить ее тебе в рот и разорвать его!

– А-а. – Франц с облегчением откинулся на спинку железного стула. – В рот? Точно в рот ведь, да? Тогда ладно.