Самайнтаун

– Исправить? Что? Природу?! Естественный конец пути для всего живого? – воскликнул Джек, и Лора поняла, что ошиблась. То кипела в нем не боль и не печаль, а злость, ибо он сжал кулаки так крепко, что проткнул ногтями свои ладони. Лора увидела черные лунки на них, как пустоты, когда Джек яростно взмахнул рукой. – Так значит, когда Ламмас говорил, что некто призвал его в город, это была ты, да? Не Винсент, а ты, Доротея? Позволь мне задать тебе вопрос: как? Как тебе вообще удалось установить с ним связь?

– «Как», а не «почему»? – ухмыльнулась Доротея. – «Почему» тебе совсем неинтересно?

– Ты во мне разочарована, – ответил Джек вместо нее. – В этом все дело, я и так об этом хорошо осведомлен. А вот каким образом ты связалась с Ламмасом, мне до сих пор неясно…

– Начну с того, что ты прав, Джек: ты – мое самое большое разочарование, – пожала Доротея неказисто сшитыми плечами. – И как отец, которым ты всегда пытался зачем‐то для меня стать, и как хранитель Самайнтауна, и даже как любовник моей матери. Я начала искать таких, как ты, еще в тот день, как она почила. И нашла, хоть и не сразу. Вы ведь, духи пира, недаром зоветесь духами – хоть плоть имеете, но все равно мертвы. А куда мы идем, когда хотим связаться с мертвыми?

– В Лавандовый Дом, – догадался Джек.

– Верно. Или в магазин за спиритической доской. Когда я стала слишком немощна для этого, меня заменил Винсент. К тому времени я уже разбудила Ламмаса, как он сказал, и тот приехал. Ну, а дальше ты, должно быть, знаешь… Ламмас спас меня от старости, пойми. А вот ты не можешь спасти абсолютного никого, Самайн.

– Спасти? – переспросил Джек снова, и голос его гремел, как взрывалась гроза, там, на поверхности. Лора слышала ее даже из пещеры – воскресшая осень раскатами предъявляла на город и мир свои права. – Посмотри на себя, До! Посмотри, что ты сделала с собой. Это ведь руки Винсента, я прав? Узнаю его татуировки. Ты разобрала на запчасти собственного внука. Вот почему Ламмас его убил. Винсент думал, что жертвует себя для сына, но на самом деле это была ты. Он возвращал тебя

.

– Здесь все как в клинике. Тяжело найти подходящего донора – человека, чьи части тела приживутся. Ламмас сказал, что родственные связи повышают шансы, – ответила Доротея так небрежно, потирая безобразные швы, будто рассказывала о покупке нового платья. Теперь было ясно, почему одно с другим выглядело так непропорционально: мужские мускулистые руки и женские плечи, в то время как пальцы словно вообще детские.

– Что сказала бы Роза, увидь она тебя сейчас? – покачал тыквой Джек.

– Не смей говорить о ней! Ты не даже вспоминать ее права не заслуживаешь, – развопилась тут же Доротея. Джек резко замолчал, будто был согласен с этим. – Ты просто смотрел, как она чахнет, медленно и мучительно. Моя милая мамочка… Ты уверял, что любишь, но пальцем об палец не ударил, о, великий Тыквенный Король!

– Ты ведь знаешь, почему, – ответил Джек спокойно. – Если бы я умел лечить болезни, я бы это сделал. Если бы я мог отказаться от бессмертия, чтобы бессмертной стала Роза, я бы это сделал. Если бы я мог убить кого‐нибудь, чтоб она жила, я бы… тоже это сделал. Я правда ее любил, а вот ты сейчас своим поведением оскверняешь ее память. Немедленно прекрати этот цирк, Доротея Белл!

Удивительно, как Джек умудрялся разговаривать с собранной из чужих и сворованных останков старухой так, как обычно говорят с ребенком. Но, подумала Лора, она и вправду вела себя по-детски: дулась как мышь на крупу по какому‐то выдуманному поводу из прошлого, несла с собой трагедию сквозь года, а теперь саму себя же из-за этого уродовала.

«О, – дошло до Лоры вдруг. – Звучит знакомо…»

– Доротея! – воскликнул Джек опять, когда та вместо извинений вдруг резко подалась вперед из своего цветочного ложа и махнула в его сторону рукой с выпрямленным указательным пальцем.

Но вместо того, чтобы призвать себе на помощь какой‐нибудь шипастый стебель и натравить его на Джека, ее кисть просто… отвалилась. Они все заморгали удивленно и уставились на упавшую конечность: та мгновенно перестала шевелиться. Пальцы с нее посыпались, как листья. а затем запястье посерело на полу под алтарем, словно подожженная газетная бумага. Тогда Доротея взмахнула другой рукой, но история повторилась: шов на ее предплечье разошелся, стяжки порвались, и рука просто покатилась по столу, отскочила на землю к ногам Джека и истлела точно так же, как предыдущая.

– Что со мной? – Доротея задохнулась от ужаса. Глаза ее округлились, проступили старческие морщины, и швы на всем остальном теле вдруг тоже стали расходиться один за другим с противным треском. – Нет, нет! Ламмас обещал, что все получится, что тело прослужит долго… Что происходит со мной? Джек!

Он кинулся к ней, несмотря на все что она прежде высказала. Доротея неуклюже свесила разваливающиеся ноги со стола и попыталась встать, но накренилась и чуть было не рухнула плашмя – Джек подхватил ее, не дав удариться о землю, и прижал к своей груди.