– Джек, Джек, мне страшно, – зашептала Доротея, надрывно всхлипывая и пытаясь цепляться за него обрубками рук. – Я не хочу умирать!
– Тише, До…
– Это все из-за тебя! Сделай что‐нибудь! Прошу, пожалуйста…
– Доротея, – шепнул Джек. Его тыква наклонилась, прижалась к ее лбу за мгновение до того, как шов на том разошелся тоже, и соскользнул курчавый длинноволосый скальп. – Прости меня, малышка.
Она распалась на части в его объятиях, как изношенное платье разрывается по швам. Окончательно отвалились ноги, плечи, а затем грудь и следом – голова, прикрепленная к чужой шее. Пещеру заполонил трупный запах, и она погрузилась в траурную тишину. До едва успела вскрикнуть напоследок и навек затихла.
Джек еще несколько минут укачивал на руках ее останки, сидя на коленях посреди камней, цветов и человеческих кусков.
– Как же так, До? – вздыхал он, не поднимая тыквенную голову. – Что же ты наделала?..
Плечи его мелко дрожали, руки сгребали разбросанные повсюду конечности, словно пытались собрать назад светлые воспоминания. Джек еще толком не пришел в себя, когда вдруг повернулся и обратил свои треугольные черные прорези на притихших от этого зрелища Франца и Лору.
– Вы в порядке, ребята?
В этом был весь он – сам разбит, а их самочувствием интересуется. И оттого Лора почувствовала себя даже хуже, чем когда у нее пытались отобрать лицо. И ее ноющая голова, и ее бесполезные ноги, и ее собственные ошибки перестали иметь значение по сравнению с той болью, которая исходила от Джека могильным холодом, как если бы октябрь спустился в канализацию и пронзил их всех иглой. Осень пришла, и осень беззвучно плакала. Лора с Францем молча кивнули, не зная, что сказать и что сделать, чтобы его утешить. Они просто продолжали тихо сидеть на месте.
– Зачем все это было нужно, если Доротея развалилась уже через пятнадцать минут после того, как очнулась? – бестактно брякнул Франц, скребя пальцами затылок, и Лора ударила его локтем под ребра. – Ай! Да что такое? Будто ты об этом не задумалась! Ламмас, значит, играл здесь в свой конструктор, сделал Доротее новое тело в обмен на помощь и что, не знал, что ничего из этого не выйдет?
– Он знал, – ответил Джек, звуча пусто и бесцветно. Лора, наверное, вообще не смогла бы говорить после такого, но он даже отряхнулся и встал ровно, повернувшись к ним. – Ламмас обманул Доротею, чтобы я увидел, что с ней стало. И Винсента по той же причине приплел. Он уничтожает все, что мне дорого, чтобы разозлить меня… Надо же. Я думал, что смогу понять его, когда все вспомню, но нет, все еще не могу. Ламмас сильно изменился… Кажется, даже сошел с ума.
– Так ты вспомнил? – переспросила Лора, но Джек уже повернулся к ним спиной.
Барбара легла ему в ладонь, приняв свою истинную форму, и он, переступив тело Доротеи и клематисы, увядающие и съежившиеся в его присутствии, двинулся к тому туннелю, из которого пришел.
– Эй, ты куда? – крикнул ему Франц вдогонку, вскакивая следом.
– На городскую площадь. Довольно Ламмасу веселиться одному.
– Там опасно! – крикнула Лора тоже. – Он готовит жертвоприношение!
– Великую Жатву, – кивнул Франц. – Так, слышал, это называется. Всех жителей убить хочет, действительно маньяк какой‐то!
Джек почему‐то ничего не ответил. Только развернулся к ним на пятках и опять нервным жестом поправил подтяжки, отогнув в сторону воротник пальто. Оттуда, куда он шел, веяло свежим воздухом – очевидно, Джек не закрыл за собою люк, когда спускался. Выход на поверхность ждал где‐то там.
– Великую Жатву устроит не Ламмас, – произнес он. – Ее устрою я.
– Что? Что это значит?
– Вот почему я потерял воспоминания. Потому что когда я – это я, то каждое тридцать первое октября умирают люди. Это называется Великой Жатвой. Когда она начнется – а сегодня она начнется, уже, возможно, через час, – я не смогу контролировать себя. Так что не смейте идти за мной. Уезжайте из города как можно скорее и никогда больше не возвращайтесь в Самайнтаун.
И Джек ушел. Ни Франц, ни даже говорливая и остроумная Лора не нашлись, что ему сказать. Все мысли смешались в голове, как если бы ее снова ударили о камни. Лора схватилась за виски и сжалась, пытаясь собрать кусочки пазла. «Нет, никаких больше кусочков!» – передернулась она, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть кругом трупы. Ее не на шутку тошнило, но ночь Самайна обещала быть долгой и стать еще более тошнотворной.
Если только…
– Мы что, правда уедем? – спросил Франц, словно, скажи она ему «да», то он бы действительно так и сделал.
Но Лора сказала другое:
– Нет. Возможно, у меня есть план. Подними меня.
– Куда мы идем?
Она обвила руками его шею, когда снова оказалась навесу, и решительно посмотрела перед собой в темный туннель.
– Отнеси меня в Лавандовый Дом.