Самайнтаун

Бармен, лениво собирающий осколки и втихую прикладывающийся к хрустальному сосуду с «Ихором», икнул Лоре вслед. Она прокатилась мимо стойки из бордового гранита и танцевальных шестов, затем попетляла между пустыми столами, заляпанными коктейлями, и обогнула компанию вампиров-завсегдатаев, развалившихся за одним из них. Очевидно, те ненавидели дневной сон в клишированных гробах, поэтому причмокивали «Кровавой Мэри» средь белого дня. На Лорелею смотрели их впалые, светящиеся в полумраке клуба глаза, и она поежилась, прежде чем наконец‐то выбралась из душного прокуренного зала. На ее губах цвела улыбка. Лора никогда не чувствовала себя так бодро и свежо, как когда напивалась чужой ненависти и выплескивала свою. По-другому радоваться Лора и не умела в принципе. Уж точно не после того, как жизнь отняла у нее все другие способы.

– Вот зараза! – выругалась она, когда подкатилась к стеклянной двери, прищурилась и разглядела старый «Чероки» на парковке. – Мы ведь часа два репетировали, а он все еще здесь. Все же решил дождаться меня, придурок! Вот почему он стал таким послушным так не вовремя?! Как проскочить… Эй! – Уродливый охранник в спортивном костюме, которого Лора сначала приняла за статую гаргульи, какие красовались снаружи на карнизах домов, посмотрел на нее поверх разложенной в руках газеты с кричащим заголовком «Новое убийство – в реке найден труп молодой девушки!»

– Можешь выпустить меня через задний выход? Тот, что для персонала. Там бордюров нет, я на коляске через главный с трудом въезжаю, неудобненько.

Иногда взывать к жалости все же приходилось. Зато уже через пять минут, застегнув до горла джинсовую куртку, Лора колесила по улицам Самайнтауна, оглядываясь на «Жажду» и проверяя, стоит ли по-прежнему «Чероки» на парковке, не заметил ли Франц ее и не выскочил ли следом.

Ветер, нетипично теплый для октябрьского дня, но цепкий и назойливый, несущий аромат гниения, забрался ей под одежду и высушил покрытую испариной кожу, а телу и разуму помог остыть. Лора доехала до краеведческого музея, на углу которого в ларьке продавали тонкие кружевные блинчики с молочным шоколадом, выдавая их за традиционное лакомство Самайнтауна (коим они не являлись), и свернула за угол. Тем самым она окончательно стала невидима для обзора с парковки и, облегченно вздохнув, принялась думать, куда ей ехать дальше.

«Когда ножницы не сработают, я буду ждать тебя».

Вот только где, Осень побери?! Почему сразу нельзя было сказать?

Впрочем, наверное, потому, что Лора тогда ничего не хотела слушать. Была слишком уверена в себе, ножницах и своем везении, которое, как ей казалось, когда‐то ведь должно было нагрянуть. Что ж, не нагрянуло. И вот где она сейчас: катается туда-сюда по широкой пешеходной аллее, названной Роза-лей в честь Розы Белл и вымощенной розовым же булыжником, похожим на кварц. Эта улица считалась главной, тянулась сразу через два района и, изгибаясь колесом, уходила вниз к фермерским угодьям, оранжевеющим от тыкв, будто бы охваченным пожаром. По обе стороны улицы росли кустища разноцветных садовых роз с мелкими бутонами, подобными птичьим глазкам, и жасмин. За ними, уже осыпающимися в преддверии какой-никакой самайнтауновской зимы, прятались трехэтажные дома – сплошь магазины в мигающих гирляндах с меловыми досками и колокольчиками на порогах. Вывески гласили: «Зелья! Все эффекты – все ингредиенты», «Таро у Лаво. Услуги прорицания», «Книги, скрижали, древности», «Волшебный кофе. Купи коллеге проклятый латте!» Притормозив у того, в котором Лора обычно закупала тушь, чернила и листы, она невольно залюбовалась на витрину – в центре возвышался новый тубус из молочной кожи с ремешком и золотыми бляшками. Таращась на его ценник с тремя нолями и заставляя пешеходов плавно обтекать ее по краю тротуара, Лора не сразу заметила соломенную куклу, что подпирала тубус собой. С юбкой из тряпиц и с женским нарисованным лицом, она сидела на горе альбомов, будто тоже продавалась здесь, в магазине для художников и творческих профессий. Странная, еще и без цены, кукла сидела так, чтобы смотреть на Роза-лей с наклона и видеть каждого, кто взбирается по ней, как Лора. Одна из сплетенных ручек каким‐то образом держалась на весу, указывая вправо.

Лора недоверчиво покатилась в том же направлении – в другой стороне она все равно уже была – и действительно! Не то расчет, не то судьба: в кафе через дорогу на веранде, окутанной багряным и золотым плющом, сидел тот самый человек. Он улыбался, даже когда его не видел никто, кроме чашки с кофе, что дымилась на столе. Черноглазое веснушчатое лицо с ямочками на обеих щеках обрамляли льняного цвета кудри, кончики которых колыхались на уровне горловины водолазки. Лора доехала до светофора, пересекла дорогу вместе с гомонящей толпой туристов и вкатилась на веранду по удивительно плавному, широкому подъему, будто сделанному специально для нее. Коляска скрипнула, но не застряла.