Самайнтаун

Ни разу не заходя в людские поселения прежде, она даже не поняла, как приблизилась к одному из них. Здесь не росли ее цветы и ягоды, не прятались ловушки и не ступало прежде ноги фей. Воздух, не отравленный пыльцой, казался чужеродно-сладким, пряным, как от специй, которые она однажды обнаружила в сундуке у заживо вздернутого на крюке торговца. Лей-линии вокруг пульсировали, словно вены на качающем кровь сердце, а сквозь сухие листья, золотые и багряные, проступили размытые очертания огней. Где‐то там Титания разглядела черепицы, статные фасады и огромные дома, переплетение дорог, звуков и людей. Они манили, теплые, живые – то, к чему она совершенно не привыкла, но к чему тянулась в глубине души, испытывая зависть и желание. Место, где царил покой, где никого не нужно кормить и убивать. Место, где она наконец‐то сможет отдохнуть после стольких лет охоты…

Титания собиралась отправиться туда, но человек с тыквой на плечах возник перед ней из ниоткуда.

– Привет!

Рефлексы острые, как звериные клыки, разум воспаленный и ноющий от бегства. Страх полился из нее, точно гной из раны, и, застигнутая врасплох, Титания среагировала мгновенно. Она бросилась вперед, подпрыгнула и ударом вонзила ногти аккурат в то место, где человек стоял и откуда испарился за секунду. Еще никто и никогда не подбирался к ней так близко, оставаясь незамеченным – значит, он опасен, подумала она. Осенний ветер ласкал нагое тело между бедер, по груди, спине и волосам. Титания втянула его со свистом, ощерила зубы, заточенные о людские кости. В тот момент в ней было больше от животного, нежели от женщины – от Королевы фей ничего не осталось и подавно.

Припав к земле, она посмотрела вверх. Человек с тыквой вместо головы раскачивался на одной из нижних веток вязового древа.

– Ой-ей! Ты чего такая злая? Я просто познакомиться хотел! Погоди, ты что, голая?.. Пресвятая Осень! – воскликнул он и закрыл треугольные глаза ладонью.

Титания зашипела, сгорбила спину, пряча лицо за ожившими под диадемой волосами, и сиганула на дерево по соседству, будто показывала, что тоже так умеет. Спустя секунду она полностью укрылась в его кроне, затаилась, изучая взглядом силуэт. Человек сидел напротив, но как человек не ощущался вовсе. Словно заветная самайновская ночь сгустилась и обрела мужскую форму. А затем еще одну, изогнутую и крючковатую, мелькнувшую прямо у нее перед лицом, когда она поднырнула под колючими ветвями и попыталась проскочить.

– Нет-нет! В город я тебя не пущу, успокойся для начала.

Нечто, похожее на косу, подцепило ее за паутинный плащ и откинуло обратно. Титания прокатилась по земле и приземлилась в ворох гниющих листьев, обратно за черту и кромку вязового леса. Желание перестать быть его частью, вырваться, забыть о зовущих голосах и шрамах, ослепило ее настолько, что, когда человек снова вышел к ней, она застыла, впервые разглядев его в упор.

До чего чуднóй! Ажурная рубашка, какую Титания встречала еще тысячу мужчин тому назад, подтяжки с короткими штанами, шерстяной лоскутный плащ… За свою жизнь она видала множество людей, бедных и богатых, здоровых и больных, царей и воинов, убийц таких же, как она, и даже хлеще. Но никогда – носящих тыкву вместо шлема и ворчащих вместо того, чтоб нападать в ответ:

– Да что с тобой такое?! Ты вообще понимаешь человеческую речь? Ауч!

Ее ногти прошлись в опасной близости от лица, вырезанного в оранжевой корке, и отскочили от лезвия прикрывшей его косы. Если бы он тут же взмахнул ей в ответ, Титания осталась бы без обеих рук. Он уже несколько раз мог ее порезать, даже разрезать пополам, но нет, не трогал, не причинял вреда – лишь толкал и скакал туда-сюда блохой, за ней и от нее, по деревьям и земле, по воздуху и тени. Последняя точно была живой, хватала Титанию за лодыжки и оттаскивала назад, едва она снова порывалась пересечь границу леса.

– Что, силенок не хватает тыкву раздавить? Хе-хе.

Над Королевой не смеются – Королеву почитают и боятся! Но только не этот странный человек. И, надо признать, смеялся он по праву. Каждый раз, когда Титании казалось, что ее пальцы вот-вот обхватят его тыкву и действительно раздавят ту в руках, он ускользал, распадался на маленькие крупицы темноты и появлялся где‐то сзади; то книзу головой, придерживая ее за крючковатый хвостик и свисая с ветки, то к Титании вплотную, кожа к коже. Она не чувствовала на шее его дыхания, не слышала острыми ушами пульс и удары сердца, и даже не была уверена, живой ли он вообще. Все, что Титания знала – что он гораздо ее сильнее. И что, возможно, не только о ней правдивы сказки, которыми пугают у костров.

«Дух пира? Это о таких, как он, травил байки тот торговец, пока мои дети сдирали с него кожу?»