Самое ценное. Чему на самом деле важно научить ребенка, чтобы он вырос успешным и счастливым

Мне было восемнадцать, когда мой отец внезапно умер от сердечного приступа в возрасте сорока семи лет. Он работал полицейским в Нью-Йорке. Я его обожала. Мои родители были не в восторге от моего решения поступить в Университет Буффало, потому что это означало учебу вдали от дома. Отец умер через несколько месяцев после моего поступления. Я даже не успела приехать и попрощаться. Эта трагедия во многом определила мою жизнь – и в плане моей постоянной тревоги из-за разлуки с близкими, и в плане выбора профессии: помогать людям, как отец. Она повлияла на мое мировоззрение, научив, что моменты настоящего гораздо важнее, чем любые планы на будущее. Неудивительно, что в своей профессиональной карьере я посвятила много времени и энергии тому, чтобы побуждать родителей полностью отдаваться общению с ребенком здесь и сейчас и не слишком фокусироваться на будущем. В этом смысле, думаю, я была хорошим родителем – таким, который понимал, что семейное время драгоценно и его нельзя вернуть. Поэтому в моей собственной семье много времени уделялось семейным ритуалам и все интересовались навыками и увлечениями друг друга. Когда трое моих сыновей были маленькими, я всегда контролировала, чем мы занимаемся и куда идем. Таким образом, планирование ежегодного рафтинга по горной реке или поездки всей семьей на машине в театр или на матч по лякроссу, как правило, воспринимались позитивно и делали меня счастливой. К тому же не приходилось переживать из-за расставания с кем-нибудь из близких.

Когда мои сыновья выросли, их, естественно, стало все больше интересовать времяпрепровождение вне семьи. По большей части это были мероприятия местного масштаба: Indian Guides[125]

, бойскауты, легкая атлетика – все это было для меня довольно удобно. Примерно в девять лет старший сын решил, что хочет поехать в летний лагерь. Я знала, что в двадцати минутах езды от нашего дома есть хороший лагерь, и с радостью записала его. Остальные сыновья, в свою очередь, тоже решили поехать туда, что послужило для меня подтверждением, что они хотят быть рядом друг с другом и будут беспокоиться в случае разлуки. И только когда средний сын Майкл захотел поехать в Stagedoor Manor, известный лагерь с театральным уклоном, расположенный на другом конце страны, я осознала, насколько меня тревожит разлука. Мой одиннадцатилетний сын был взволнован перспективой оказаться в месте, наполненном такими же фанатами театра, как и он. Меня охватила беспричинная паника. Самолет упадет, сын утонет в озере или его укусит бешеное животное в лесу. Я уже привыкла жить с сильной тревогой: даже моя навязчивая идея о возможных катастрофах усиливала ее. Я страдала и знала, что мое беспокойство разрушает энтузиазм сына. Что-то надо было менять.

Итак, через тридцать лет после смерти отца я вернулась к психотерапевтической деятельности. Я разобралась с искаженным восприятием реальности, сохранявшимся десятилетиями. То, что отец умер вскоре после моего отъезда из дома, было просто ужасным стечением обстоятельств. Нет, уход в собственную жизнь никого не убивает. Нет, я не защищаю своих детей, когда не отпускаю их далеко. На самом деле я причиняла им вред, препятствуя развитию навыков, которые им понадобятся во внешнем мире, – например, независимости и уверенности в себе. И вот что, пожалуй, самое болезненное: независимо от того, насколько я, как мне казалось, контролирую судьбы сыновей, жизнь может преподносить сюрпризы, и всё предугадать нельзя. Справиться с недостатками моего родительского поведения было непросто в эмоциональном плане, но в конечном счете это принесло огромную пользу. Благодаря этому появившийся после смерти отца страх преобразовался в нечто более близкое к тому энтузиазму и жизнелюбию, какими отличался он сам.