Моя подруга, замечательная мать, любящая и строгая, выглядит для постороннего глаза так, будто она унаследовала ген правильного воспитания. Хотя они с мужем оба учились в самых престижных вузах, я никогда не видела, чтобы кто-то из них чрезмерно заставлял детей что-то делать или контролировал школьные задания. Нельзя сказать, что она не держит высокую планку для своих двоих детей. Но они заметно отличаются друг от друга, и поэтому планка для каждого в значительной степени соответствует его темпераменту, интересам и возможностям. Вместо престижных школ (которых в ее районе много) она выбрала такие, где меньше давление, больше проектной работы и уделяется внимание развитию «ребенка в целом». Ее дети прекрасно развивались, и, хотя их интересы часто не совпадали с ее собственными, она всегда была полна энтузиазма, пусть иногда и сбивалась с толку. В течение многих лет я приводила ее в качестве примера, как надо воспитывать детей, и обращалась к ней за советом, когда нужно было принять трудное родительское решение. Я думала, что она унаследовала способность быть хорошей матерью от собственной мамы. Как и в большинстве случаев дружбы между мамочками, мы говорили в основном о наших детях, мужьях и работе.
Когда дети подросли и у нас появилось чуть больше свободного времени, мы больше узнали о жизни друг друга до появления у нас детей. Однажды за чашкой кофе она сказала мне: «Моя мама никогда не давала мне понять, что ценит или одобряет меня как личность, отдельную от ее собственных надежд и мечтаний, связанных со мной. Вместо того чтобы гордиться моими с трудом завоеванными достижениями, она, казалось, гораздо больше интересовалась, какое уважение снискала среди подруг. Я подозреваю, это потому, что ее собственный пример для подражания – чрезвычайно строгая мать, проявлявшая любовь в зависимости от ее поведения». Я в изумлении раскрыла рот. Одна из лучших мам, каких я знала, воспитывалась не столь же компетентной, а плохо настроенной на своего ребенка мамой, которая, в свою очередь, шла по стопам собственной, оставлявшей желать лучшего. Мои представления о наследственности воспитания были и подтверждены, и опровергнуты одновременно. «Но ты так тонко чувствуешь своих детей. Как тебе удалось все изменить?» Вдумчиво (за что я всегда ее ценила) она ответила: «Очень легко стать пленником своего прошлого, если мы не примем сознательного решения измениться». Нет, она не психолог. Но она умеет размышлять и анализировать свои мысли и чувства и была полна решимости не воспроизводить отношения, принесшие ей так мало пользы.
Если «волшебные пули» воспитания – это тепло, поддержка, стабильность и чуткость, то что же делать, если, подобно моей подруге, вы выросли не в такой среде? Возможно, ваши родители часто ссорились, или мама находилась в депрессии, или отец был алкоголиком. Как вы разовьете в себе навыки, естественным образом прививаемые людям из более здоровых семей? Это вообще возможно? Ответ – твердое и обнадеживающее «да». Мы не рождаемся готовыми к употреблению продуктами. Мы всегда способны на более глубокое понимание и перемены. Мы можем научиться быть теплее, эмоционально стабильнее, давать больше поддержки и лучше настраиваться на детей, независимо от того, как воспитывали нас самих. Это непростая задача, но, если у вас получится, это будет иметь огромную отдачу.
У всех нас случаются дни, когда все эмоциональные ресурсы в нашем распоряжении, и дни, когда мы чувствуем себя вымотанными; мы не только родители, но и люди. Родители несовершенны и не должны стремиться к этому. Стремление к совершенству обязательно заканчивается разочарованием и часто депрессией. Однако мы хотим быть хорошими родителями, насколько это возможно, и мы не хотим, чтобы наша собственная история определяла наши родительские навыки или решения. Это означает, что необходимо провести инвентаризацию как положительных, так и отрицательных сторон вашего стиля воспитания. Вы не предаете своих родителей, когда долго и тщательно размышляете об их сильных и слабых сторонах. Мне понадобились годы, чтобы позволить себе критически задуматься о собственной матери. Она стала вдовой в сорок два года; как я могла винить ее в чем-то? Но я поняла, что в процессе размышлений о том, как меня воспитывали, я фактически делала то, чего хотела бы моя мать больше всего: сама становилась лучшей матерью.