Самоубийство как культурный институт

Во многих текстах именно метафора разложения коллективного тела — и одна только метафора — предлагала (имплицитное) объяснение описанных событий. Так, журналист из «Отечественных записок» (в 1872 году) предпослал длинному списку убийств и самоубийств замечание о том, что современное общество, переживающее крутые реформы, подобно жертве «мучительных хирургических операций и ампутаций»[299]. В «Неделе» (в 1873 году) один автор, рассуждая о самоубийстве, описал современное общество в как организм, лишенный целостности: «Напрасно стали бы мы к искать той животворящей струи сильной, свежей и бодрой мысли, которая в иные эпохи подобно электрическому току, перебегая от индивида к индивиду, разветвляясь по различным слоям общественной формации, как бы образует коллективно мыслящее и чувствующее целое, в котором сливаются, возвышаясь и очищаясь, отдельные мирки индивидуальной мысли и чувства»[300]

. В настоящее время индивид отделяет себя от «солидарности общих интересов», что и приводит к убийству и самоубийству, таким, как случай в Бель-Вю[301]. Причина эпидемии самоубийств была ясна публицисту из «Отечественных записок» в 1882 году: самоубийства вызваны «разложением общинных начал» и разрывом «внутренней связи личности с обществом»[302]

. Другой автор, в «Слове» в 1880 году, предложил философское объяснение, связав тягу к самоубийству с буддийским идеалом нирваны, почерпнутым современниками из Шопенгауэра. Однако он прибегнул и к ставшей обязательной метафоре коллективного тела, а с ней — к социальному объяснению: для индивида, который является неотъемлемой частью целого (общественного организма), бездна нирваны не представляет опасности, ибо в этом случае «человек чувствует под собою твердую почву, из которой он черпает свои жизненные соки, свою жизненную энергию»; в противном случае, «не питаясь приливом жизненной силы из общества, их энергия слабеет и чахнет, и человек незаметно, день за днем, приходит к полной психической невозможности тянуть лямку дальше»[303]. В русском контексте метафорическое понятие «общественный организм» приобрело очертания знакомого по фольклору образа — мать-сыра земля.

Публицисты из враждебного антинигилистического лагеря в обсуждениях преступности и самоубийства также исходили из образного представления о связи человека с неким целым — не только с обществом, но, в первую очередь, с Богом. В памфлете «Наше время и самоубийство» священник Клитин изобразил самоубийство как естественную (мгновенную) смерть человека, потерявшего связь с «источником жизни» — Богом[304]

. В «Гражданине» Мещерский рассуждал, что нигилист обращается в «ничто» потому, что убивает в себе душу — частицу Бога в своем теле. Конец нигилиста — неизбежно самоубийство: от него остается лишь «дым и мертвое тело», подлежащее полному уничтожению, «ничто и ничего более»[305]. Мещерский приложил эти принципы и ко всему обществу: «Нигилизм — это общая язва нашего общества», «все мы скорым или медленным процессом самообольщения и саморазложения идем к самоубийству»[306]

. Иными словами, как человек, потерявший веру, общество, потерявшее религию, — это тело без души, тело, находящееся в состоянии «саморазложения», или самоубийства. Тело нигилиста послужило источником многих метафор, описывавших современное общество[307]. Говоря на различных языках (по выражению Мещерского, на «языке России духовной» и «на языке России реальной»[308]), русские публицисты пользовались теми же метафорами, построенными на совмещении двух тел, индивидуального и социального.

Дискурс: тело самоубийцы