Самоубийство как культурный институт

Среди множества разнородных мнений о самоубийстве особьм авторитетом в глазах многих пользовалось уже ставшее классическим социологическое исследование Эмиля Дюркгейма «Самоубийство. Социологический этюд», появившееся в русском переводе в 1912 году, в разгар «эпидемии». (Редактор русского издания Дюркгейма подписывал свои публикации «Базаров».) «Самоубийство» Дюркгейма было встречено в русской печати как событие большого значения и как источник, не устаревший за пятнадцать лет, прошедших со дня его первой публикации во Франции. Появилось множество откликов[357]

. Предисловие, написанное русским исследователем самоубийства доктором медицины Г. И. Гордоном, открывалось утверждением, что и в двадцатом веке самоубийство по-прежнему оставалось загадкой: «Самоубийство так же старо, как и само человечество. Изучением его занимаются врачи, статистики, философы, юристы и педагоги, но до сих пор все еще не решен вопрос, что собственно представляет оно собой: проявление болезненного или здорового человеческого духа, преступление или естественное право человека, выражение свободной человеческой воли или же проявление общего мирового закона причинности и т. д. и т. д.»[358]

. В этих словах слышится эхо другой публикации о самоубийстве — статьи, появившейся в журнале «Дело» в 1882 году по поводу трактата Морселли «Самоубийство»[359]

. Много было написано с того времени — Гордон приложил библиографию русских публикаций, около двухсот номеров, включавшую статистические отчеты, медицинские брошюры и статьи в популярных органах (включая и написанное в 1870–1880-е годы, хотя большинство из этих публикаций, сто семьдесят, появилось после 1905 года). Несмотря на все эти усилия, Гордон, как и его современники, оставался в недоумении; его особенно занимало так и не разрешенное противоречие между внутренним и внешним или между медико-психологическим и социологическим объяснением. Сам Гордон возлагал надежды на психологию, или «интроспективный анализ», однако он не мог не отметить, что «сложный аппарат человеческой души представляется в настоящее время еще слишком малодоступным нашему наблюдению и пониманию», под чем он подразумевал понимание в рамках позитивистского анализа: «Мы не умеем еще расчленять душу на ее составные части подобно тому, как разлагаем сложные химические соединения на их простейшие элементы»[360]

. Гордон также, казалось, понимал, что решение Дюркгейма заключалось в метафорической подстановке одного тела (социального) на место другого (индивидуального): «[Дюркгейм] создает целую стройную теорию изучения самоубийства с точки зрения коллектива, который он рассматривает как живое тело, имеющее как бы свою душу, свои особенности и т. д.»[361].