Самоубийство как культурный институт

В начале двадцатого века эпидемия самоубийств поразила и русскую литературу. Литература полна была героями-самоубийцами, привлекая этим особый интерес общественности. Страстные дебаты окружали эротический роман Михаила Арцыбашева «Санин» (сериализованный в журнале «Современный мир» в 1907 году)[372]

, изобиловавший самоубийствами, и его второй роман, специально посвященный самоубийству, «У последней черты» (1911). Арцыбашевский Санин, которого нередко называли новым воплощением тургеневского Базарова и новым «новым человеком», был из тех бывших революционеров, которых после революции ждали новые рубежи: сексуальность и человеческое тело. От ницшеанского титана Санина цепь вела к слабым, которые, живя без Бога и гражданственности, в мире тела и неограниченного своеволия, целыми дюжинами кончали ненужную жизнь самоубийством. Согласно лишь слегка преувеличенным подсчетам одного критика, статистика самоубийств среди героев романа «У последней черты» составляла сто процентов[373]

.

Реакция общественности на увлечение темой самоубийства в литературе была двоякой. С одной стороны, литературу рассматривали как лабораторию для изучения самоубийства; с другой — литературу обвиняли в том, что, изображая самоубийства, она делала их образцом для подражания в жизни, способствуя увеличению числа самоубийств. Активным пропагандистом такой точки зрения был Максим Горький, утверждавший без обиняков: «Эпидемия самоубийств среди молодежи — в тесной связи с теми настроениями, которые преобладают в литературе, и часть вины за истребление молодой жизни современная литература должна взять на себя. Несомненно, что некоторые явления в литературе должны были повысить число самоубийств»[374]

. (Употребляя слово «должна/должны» в двух различных модальных значениях, в первом случае — обязанность, а во втором — вероятность, писатель усилил авторитетность своего вывода риторическими средствами.) Горький вел кампанию против постановки в московских театрах инсценировок романов Достоевского «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы», изображавших самоубийство на сцене: «Кто знает? — не влияла ли инсценировка Карамазовых на рост самоубийств в Москве»[375]

. В то время как некоторые читатели видели в писателе знатока человеческой природы, который мог дать ответ на загадочный вопрос о причинах самоубийства, другие, усматривая одну из причин в самой литературе, требовали от писателя отчета о своих взглядах на самоубийство[376].