Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели

Полигинный брак остается законным во многих странах Африки, Среднего и Ближнего Востока. В то же время почти все современные юридические запреты на многоженство восходят к принципам Запада и в конечном итоге коренятся в христианских верованиях. В Японии и Китае принятие «современного» (западного) брака началось в 1880-е и 1950-е гг. соответственно. В обоих случаях новые власти открыто копировали западные светские институты и законы, включая запрет на полигинные браки. В 1920-е гг. молодая Турецкая Республика позаимствовала целый набор формальных институтов и юридических норм людей Запада, включая запрет на многоженство. В Индии принятый в 1955 г. Закон о браке индусов запретил полигинные браки для всех, кроме мусульман, которым по-прежнему разрешалось иметь до четырех жен в соответствии с их религиозными традициями. Естественно, это побудило некоторых высокостатусных мужчин-индусов переходить в ислам, думая, что они нашли лазейку в законодательстве. Но в 2015 г. Верховный суд Индии постановил, что этот запрет распространяется на всех без исключения. Таким образом, моногамия Запада пришла в большинство стран мира относительно недавно[400]

.

Что способствовало распространению моногамного брака сначала в Европе, а затем и по всему миру?

При поверхностном анализе основными движущими силами этого процесса кажутся успешное продвижение Церкви по территории Европы и последующая общемировая экспансия европейских обществ, которая открыла дорогу бесчисленным миссионерам, желавшим проповедовать и «спасать души». Но в основе этих исторических процессов лежат две стандартные формы межгрупповой конкуренции. В некоторых случаях европейская экспансия подразумевала военное завоевание; так случилось с державой ацтеков, куда миссионеры отправлялись затем, чтобы проповедовать христианство только что покоренным народам. В других случаях, особенно в последние столетия, сложные общества реагировали на очевидную экономическую и военную мощь обществ европейцев и потомков европейских переселенцев (например, США), жадно копируя их формальные институты, законы и практики от демократических выборов до странной привычки носить галстуки. Итак, вопрос состоит в том, похож ли моногамный брак скорее на коммерческое право, лежащее в основе торговых рынков, или же на ношение галстуков — нелепый обычай, который распространился по всему миру на волне европейского успеха.

Ниже я приведу доводы в пользу того, что нормы моногамного брака, которые противоречат нашей врожденной склонности к полигинии и предпочтениям элитарных мужчин, имеют ряд социальных и психологических последствий, которые обеспечивают усвоившим их обществам большое преимущество в конкуренции с другими группами. Давайте посмотрим, как это работает.

Математическая проблема полигинии[401]

Как правило, полигинный брак порождает большое количество низкостатусных неженатых мужчин, шансы которых на брак или даже секс невелики. В ответ на такое положение психология мужчин меняется в сторону обострения конкуренции с другими мужчинами, что зачастую приводит к росту насилия и преступности. Чтобы понять это, рассмотрим ситуацию, изображенную на рис. 8.1. Здесь мы сравниваем два гипотетических сообщества, моногамное и полигинное, в каждом из которых по 20 мужчин (черные круги) и 20 женщин (серые круги). Мужчины выстроены сверху вниз в соответствии с их социальным статусом: от генеральных директоров компаний до тех, кто не сумел закончить среднюю школу, или от императоров до крестьян. В моногамном сообществе (слева) неженатых мужчин с низким статусом нет. Каждый мужчина может найти себе жену, завести детей и, соответственно, ждать чего-то от будущего. В полигинном сообществе (справа) мужчина с самым высоким положением, представляющий верхние 5 % наиболее богатых и статусных мужчин, имеет четырех жен. Следующие за ним двое мужчин, представляющие с 85-го по 95-й процентили, имеют по три жены. Ниже, у мужчины, представляющего 80–85-й процентили, две жены. Начиная с 80-го и до 40-го процентиля все состоят в моногамном браке. Ниже находятся 40 % мужчин, у которых нет пары и мало шансов найти партнершу для секса или брака, так что они вряд ли когда-нибудь станут мужьями или отцами. Именно эти 40 % представляют собой математическую проблему — созданных многоженством «лишних мужчин», которым с эволюционной точки зрения нечего терять. Степень полигинии в моем гипотетическом сообществе не является экстремальной и мало отличается от той, что наблюдалась во многих обществах охотников-собирателей. У всех мужчин не более четырех жен. Только верхние 20 % мужчин вступают в полигинный брак. У большинства женатых мужчин только одна жена, а у большинства женщин — только один муж. И все же в итоге 40 % мужского населения пожизненно остаются холостяками поневоле. Уровень полигинии в этом условном примере на самом деле значительно ниже того, что наблюдается сегодня во многих африканских обществах или в полигинных общинах мормонов Северной Америки[402].