Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Табель о рангах была в нескольких отношениях отступлением от прежней практики. Прежде всего, в ней устанавливалась связь между государственной службой и достижением дворянского статуса, в частности для всех офицеров и для гражданских чиновников, дослужившихся до восьмого класса. Должностные лица ниже восьмого класса возводились в личное дворянство, не являвшееся наследственным. Табель вводила также формальное разделение между военной и гражданской службой и устанавливала отдельную иерархию придворных чинов (они рассматриваются в главе 3). Однако Табель о рангах не являлась попыткой внедрить меритократическую систему в российской администрации, поскольку, по замыслу, единственным бенефициаром здесь выступало государство237. Несмотря на то что на нижних уровнях гражданской администрации способности и образование могли, благодаря конкуренции, сыграть известную роль в служебном продвижении, в пояснительных пунктах указа, которым учреждалась Табель о рангах, явно прослеживалось признание важной роли происхождения238

. Так, знатные члены княжеских и других титулованных родов во время официальных торжеств имели преимущество перед обладателями тех же рангов согласно Табели239. Кроме того, хотя Петр продвигал таких простолюдинов, как Меншиков, исследование состава «генералитета» (чинов с первого по четвертый класс военной и гражданской администрации) на 1730 г. показывает, что на высших уровнях петровской администрации было относительно мало «новых людей» и что их число постепенно шло на убыль в период после 1725 г.240

Еще больше действенность введения Табели о рангах ограничивалась существованием патронажных сетей, сохранившихся со времен Московского царства, при которых многие члены военной и гражданской иерархии, связанные брачными, родовыми или имущественными узами, были вполне способны и дальше служить своим собственным интересам в рамках новой системы241.

Руководящие принципы, воплощенные в подобном законодательстве, сталкивались в России того времени с серьезными препятствиями. Существующую систему традиционной патримониальной власти, при которой на вершине иерархии находился царь, было очень трудно преодолеть. Новые институты и совокупность правил не всегда оказывались эффективнее прежних, а их роль (не говоря уже о терминологии) не всегда была хорошо понятна служилым или его подданным. Впрочем, Россия, пожалуй, не выделялась в этом отношении – сходные проблемы личного авторитета, некомпетентности, непотизма в то время наносили ущерб также и другим государствам Европы242

. Но зато эти новые институты и правила следует рассматривать как свидетельство готовности государства взять на себя инициативу социального дисциплинирования. Начиная с петровского периода, раз за разом, под влиянием новых потребностей государства и примера его соседей, повторялись попытки подтолкнуть российскую администрацию и общество в новом направлении. Но такие реформы имели лишь частичный успех, так как влияние устоявшейся системы отношений было очень сильным. Воздействие реформ на отдельные регионы и группы населения (например на крестьянство) весь рассматриваемый период ослаблялось удаленностью от центра, несвоевременностью, недостаточным финансированием и постоянной нехваткой в провинции обученного персонала. Но получить результат от этих реформ в Петербурге было гораздо реальнее, так как Полицмейстерская канцелярия, благодаря столичному статусу города и присутствию двора в его резиденции, играла в петербургском обществе ясно очерченную и прочно обоснованную роль243. Она также получила четкое разъяснение своих обязанностей, которые рассматриваются в следующем разделе.

ПОЛИЦИЯ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

Полицейские законы, введенные в Петербурге, касались таких вопросов, которые издавна заботили повелителей Московского государства и многих их современников в Европе. Так, отец Петра, царь Алексей Михайлович, издал «Наказ о градском благочинии», затрагивавший ряд проблем, характерных для города раннего Нового времени, из которых для Москвы актуальны были пожары, кражи, эпидемии. Ослушников ожидали наказания, от колодок до смертной казни244. Проблемам грабежей и насилия на улицах посвящался указ времен регентства Софьи Алексеевны245. Однако эти меры были частичными, а ответственность за их исполнение возлагалась на несколько разных приказов, в зависимости от того, какие дела или группы населения были им подведомственны. Лишь в 1718 г., одновременно с внедрением новой системы коллегий (о чем упоминалось выше), был впервые учрежден единый официальный орган полицейской администрации.