Таким образом, и в городе, и в деревне спиртное было в целом легкодоступно, кроме неурожайных годов, а потому государство не замедлило оценить его экономический потенциал. Производство алкоголя жестко контролировалось государственной монополией на его продажу, при которой производители платили акциз на весь алкоголь, производимый для продажи в различных заведениях, рассматриваемых ниже269
. Эта система была урегулирована в 1753 г., когда изготовление и поставка алкоголя на рынок стали исключительной монополией дворянства, от которой почти полностью отстранили купечество270. В том, что производством алкоголя распорядились подобным образом, не было ничего удивительного, так как оно было выгодно государству в финансовом отношении, принося доходы от акцизов, и удобно с точки зрения использования богатых сырьевых ресурсов, т.е. зерна. Однако в других странах производство алкоголя разделялось между ремесленными цехами и частными лицами, а не было полем деятельности какой-либо одной социальной группы271. В свете названных предпосылок мы и рассмотрим перемены, происходившие в первой половине XVIII в. в подходе властей к употреблению спиртного и к пьянству вообще. С одной стороны, алкоголь был важным традиционным элементом как повседневной жизни, так и, в особенности, праздничных обычаев большинства простого народа и даже придворной элиты, особенно в петровское правление. Однако в то же самое время эволюция петербургского двора под влиянием понятий о приличном поведении и более утонченных форм развлечений, наряду со стремлением властей обуздать чрезмерное пьянство, убеждала в необходимости регулирования и этой грани жизни нового города.Сам Петр пристрастился к безудержному пьянству в компанейской атмосфере московской Немецкой слободы, расположенной вблизи царского дворца в Преображенском, где он провел почти всю свою юность. Пожалуй, неудивительно, что в тамошнем окружении он свел знакомство с виноторговцем Монсом (отцом Анны и Виллема, которые впоследствии были оба интимно связаны с императорской семьей) и с двумя много пьющими военными – швейцарцем Францем Лефортом и шотландцем Патриком Гордоном. В частности благодаря тесной дружбе Петра с Лефортом дворец последнего использовался для приемов, банкетов и иных празднеств, на которых происходило «пьянство так великое, что невозможно описать», по словам одного современника272
. Впрочем, тогда подобное времяпровождение было далеко не чуждо и европейским дворам. Стоит лишь вспомнить грубые выходки Tabakskollegium («Табачной коллегии») Фридриха Вильгельма I при прусском дворе, в которых существенную роль играл алкоголь273. Хотя увлечение Петра алкоголем могло приводить в замешательство, а иногда и пугать, все же сетования, содержащиеся в описаниях Корба, Берхгольца и других иностранных наблюдателей, следует соотносить с распространенным за границей представлением о русских как о закоренелых пьяницах274. Петр, несомненно, был способен сдерживать себя при необходимости. Например во время Великого посольства принцесса София Ганноверская отметила после встречи с Петром в Коппенбрюгге, что «он не напился допьяна в нашем присутствии, но как только мы уехали, лица его свиты вполне удовлетворились»275.Печально известный Всепьянейший собор, который издавна ассоциируется с гедонистическими наклонностями Петра, зародился в начале 1690-х гг., когда Петр был еще сравнительно волен предаваться своим наклонностям вдали от непрерывной череды церемониальных обязанностей, которые выполнял его брат и соправитель, царь Иван V. Недавнее исследование Всепьянейшего собора отступает от традиционной интерпретации этого института как вакханалии или пародии на религию. Оно сосредоточено на роли Собора в жизни двора, ибо многие его члены занимали ключевые посты в петровской гражданской и военной администрации276
. Э. Зитцер также убедительно доказывает, что Всепьянейший собор и другие пародийные развлечения Петра, вроде военных игр или потешных свадеб, были далеко не простыми проявлениями гедонизма или безбожия, а служили сплочению компании его «птенцов» и демонстрации их роли в «добывании порядка из хаоса»277.