Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Первой крупной придворной свадьбой в Санкт-Петербурге стало бракосочетание племянницы Петра, будущей императрицы Анны Ивановны, которая 11 ноября 1710 г. венчалась с Фридрихом-Вильгельмом, герцогом Курляндским. И сама церемония, и последующие празднования проходили во дворце Меншикова на Васильевском острове. Царь выступал распорядителем свадьбы, приглашены были все военные, до лейтенанта включительно, а также знатные особы. За церемонией венчания последовал банкет с тостами и салютами из пушек в честь новобрачных490. Датский посол Юст Юль тоже был гостем на этой свадьбе, и его описание раскрывает ряд интересных подробностей. Например богослужение шло по-русски, но обращения к жениху для архимандрита Феодосия Яновского заранее письменно перевел на латынь секретарь Юста Юля, Расмус Эребо. После банкета не было фейерверка, так как Меншиков плохо себя чувствовал491

. С точки зрения обстановки, состава участников и церемониала эта свадьбы оценивается как существенное отступление от традиций предыдущего века492. Новые элементы отразились затем в организации в феврале 1712 г. второго бракосочетания самого Петра, когда он женился на своей невенчанной супруге Екатерине. Празднование опять проводилось публично, на европейский манер, причем общая стилистика праздника скорее отражала личные склонности Петра, чем традицию: он был в форме контр-адмирала, а в списке гостей преобладали морские офицеры493

. Краткая приватная церковная церемония сменилась банкетом в Зимнем дворце (хотя на знаменитой гравюре Алексея Зубова свадьба изображена во дворце Меншикова), причем Меншиков служил церемониймейстером. Позже вечером состоялись фейерверки и другие иллюминации494.

Эти два мероприятия до конца рассматриваемого периода служили образцом для свадеб в царском доме, которые теперь происходили в Петербурге, а не в Москве. Европейский облик нового города создавал более подходящий антураж для этих свадеб, так как русский двор стремился установить династические связи с другими дворами Северной Европы. Вслед за бракосочетанием Анны Ивановны с герцогом Курляндским, в 1716 г. ее сестра Екатерина Ивановна вышла замуж за герцога Мекленбургского, в 1725 г., вскоре после смерти своего отца, цесаревна Анна Петровна обвенчалась с герцогом Голштинским, а в 1737 г. Анна Леопольдовна вышла за герцога Брауншвейгского. Последние две свадьбы проходили в Петербурге495

. В этот период особенно выделялась еще одна свадьба в царской семье – в 1745 г. великий князь Петр Федорович женился на принцессе Софии Ангальт-Цербстской, будущей Екатерине II. Императрица Елизавета выбрала Петра Федоровича своим наследником в конце 1742 г. и очень хотела обеспечить будущее династии при помощи его брака и потомства от него, так что эта свадьба имела огромное значение для русского двора496. Те же соображения играли роль и при заключении браков королевских наследников некоторых ведущих дворов Европы того времени: в Пруссии в 1733 г., в Англии и Священной Римской империи в 1736 г., в Швеции в 1744 г., во Франции в 1744 и 1747 гг.497

Свадьба российского великого князя в 1745 г. демонстрирует некоторые важные признаки освоения русским двором европейского придворного церемониала. В частности записки Санти, обер-церемониймейстера двора, содержат ценные сведения о том, как планировалась свадьба, – таких материалов о предыдущих свадьбах при петербургском дворе не существует. Вероятно, подготовка свадьбы великого князя началась всерьез после обращения его невесты в православие в Москве 28 июня 1744 г., когда она приняла имя Екатерины Алексеевны и титул великой княгини. В своих «Записках» Екатерина писала, что еще с весны 1745 г. начались приготовления к ее свадьбе498. 26 февраля в шесть часов вечера обер-церемониймейстер граф Санти и его заместитель, церемониймейстер Ф.П. Веселовский, встречались по этому поводу с графом А.П. Бестужевым-Рюминым у него дома. Императрица распорядилась, чтобы организация свадьбы основывалась на примере бракосочетания великой герцогини Анны Петровны (сестры императрицы и матери великого князя Петра Федоровича) с герцогом Гольштейн-Готторпским в мае 1725 г. Санти написал гофмаршалу Д.А. Шепелеву, чтобы тот запросил в Придворной конторе документы, относящиеся к этому событию. Но Шепелев ответил, что в конторе не имеется документов, восходящих ко времени этого бракосочетания, а поэтому Санти пришлось прибегнуть к устным воспоминаниям («des traditions orales») и составлять новый план на неопровержимых основаниях499. Затем этот план должна была критически рассмотреть Коллегия иностранных дел500.