Александров тем временем продолжал наседать на свою жертву. Так что же происходило летом прошлого года в «предварилке»? Держи ответ, Курнеев. В публике интерес нарастает – все хотят это знать. В хронике газеты тогда что-то сообщили, да ведь тоже, наверное, треповские молодцы все постарались замазать да прикрыть. Что с Боголюбовым было – вот что особенно интересует!
С трудом выжимал Александров слова из майора.
Лжет Курнеев, безбожно и бесстыдно лжет; Александров не спорит: ведь каждому ясно, что никаких грубостей и дерзостей не было и быть не могло. Другое важно.
Вот тут и зазвонил судейский колокольчик. Кони не выдержал, остановил Александрова. С судьи потом спросят: почему ты позволил адвокату увлечь ход разбирательства в сторону? Не Трепова же судят! Для чего, скажут, эти подробности, не имеющие прямого отношения к делу о выстреле? Крючкотвор найдет, к чему придраться. Тем более, граф Пален и сам царь, оба ведь достаточно ясно выразили судье свою волю.
Казалось, только чудо может спасти положение. И в этот действительно решающий момент чудо произошло.
Кони, еще не дослушав доводы защитника, зажал пальцем язычок опрокинутого кверху колокольчика, поставил его на место и отнял руку. Это был добрый знак, и Александров снова берется за Курнеева.
Майор уже запутался и отвечает, что наказали Боголюбова розгами из-за шума арестантов.
Но вот, наконец, измученного Курнеева отпускают. Он дрожит весь, трясется и еле передвигает ноги. Недружелюбные взгляды колют его в спину; он это чувствует и совсем убит.
Глава двенадцатая.
Ради ближнего
1
Подошло время допроса свидетелей защиты, которых потребовала «за свой счет» подсудимая. Анатолий Федорович начал эту часть процесса вопросом, обращенным к Вере.