Санкт-Петербургская быль

Бог знает, зачем все это нужно обвинителю, но Кони дает ему полную волю – пусть спрашивает, дело его. Во всяком случае, судебной процедурой эти вопросы оправданы, хотя в выяснении обстоятельств преступления особого смысла нет. Был бы смысл, если б подсудимая отрицала свою вину и ее пришлось бы доказывать.

По просьбе прокурора Курнееву предъявляют для опознания карточку обвиняемой. Майор, естественно, опознает ее. Еще бы! В двух шагах стоял, когда она пальнула. Да и на кладбище на похоронах Некрасова он ее видел.

Так положено процедурой судебного процесса – опознание тут же, на суде, лица, обвиняемого в преступлении. Кессель делал свое дело, держась тех рамок и правил, которых держался бы любой средненький прокурор. И, как всякий такой прокурор, Кессель при данных обстоятельствах был вправе полагать, что особых усилий ума здесь не требуется. Подсудимая сразу же признала свою вину, и все дальнейшее не имеет значения. Но что положено делать обвинителю, то надо делать, хотя и смысла нет.

Все это Кони прочитал на лице Кесселя, когда тот исчерпал свои вопросы и с достоинством сделавшего свое дело человека приподнял сзади фалды мундира и сел.

5

Встает Александров, заправляет вылезшие манжеты обратно в рукава фрака и, казалось бы, без всякой цели тоже начинает донимать свидетеля обвинения вопросами совершенно в духе Кесселя.

Александров. Вы не видели, когда она бросила револьвер?

Курнеев. Никак нет-с.

Александров. Когда вы подошли к ней, револьвер был уже брошен?

Курнеев. Так точно. Брошен…

Но вот Александров прекращает игру в кошки-мышки. Он задает вопрос, от которого затихает весь зал.

Александров

. И никто к ней, кроме вас, не прикасался? Вы первый подошли и схватили ее за горло?

Курнеев. Не помню хорошенько… Это была такая минута…

Александров. Вы сами освободили ее или вас кто-нибудь оторвал от нее?

Курнеев. Я передал ее это… дежурному офицеру, тот и вывел ее… из приемной…

Может ли тишина нарастать, как снежный ком? Казалось, слышно, как она накатывается, заполняет зал, давит.

Александров коршуном вцепился в Курнеева.

Теперь ясно (особенно для Кони), что все предыдущее нужно было Александрову неспроста. Это желание подсудимой объяснить мотивы своего поступка после допроса свидетелей… Да, теперь клубок пойдет разматываться к явной выгоде защиты.

«Господи благослови, – думал Кони, начиная тяжко вздыхать и ерзать в своем кресле. – Уже попахивает паленым, а Кессель и не чует».

В зале перешептываются, и видно, как многие отчужденно и неприязненно поглядывают на Курнеева. Экий здоровяк, ему бы дуги гнуть. Ишь какой! За горло хватает!..

Вот и осветились подробности, о которых мало кто знал. В газетные хроники они не попали и не могли попасть. Чиновники Трепова не стали о них распространяться. А оно вот как оказывается. За горло! Она же бросила, сразу бросила оружие, чего же хватать? Она, бедняжка, ведь и малейшей попытки бежать не сделала, а он давай ее душить и бить. Недаром на мясника похож. Такие и бывают палачами.

То, что делал Александров, нравилось и не нравилось судье. В бытность прокурором, Анатолий Федорович любил меряться силами с защитниками смелыми и умными. А сейчас… Сейчас ему в душе хотелось бы, чтоб не Александров вел защиту.

Вот! Новый опасный ход защитника! Тот сделал резкий переход к драме в «предварилке» летом прошлого года и снова бомбардирует Курнеева вопросами.

Александров

. Теперь позвольте перейти к июлю месяцу. Вы тогда заведовали Домом предварительного заключения?

Курнеев. Да. Заведовал.

Александров. Какого рода происшествие было там тринадцатого июля с арестантом Боголюбовым?

Лицо Курнеева синеет, а голос пропадает совсем.

Александров. Я просил бы объяснить, по какому случаю это было?

Надо сказать правду, у Кони в этот момент рука потянулась к колокольчику, чтобы остановить Александрова. Судья вправе был просто отвести последний вопрос защитника как вопрос, формально не имеющий прямого отношения к ходу судебного следствия.

Сколько неприятностей (и самых серьезных), которые завтра же обрушатся водопадом на бедную голову судьи, он мог бы избежать, если бы позвонил.

Он не позвонил. Но и не отнял руку от колокольчика.