Сборник статей, воспоминаний, писем

   Предчувствие близкого конца иногда по-особому окрашивало мысли и чувства Василия Ивановича. По-видимому, в нем жила потребность со всей доступной ему простотой выразить боль расставания с жизнью. Как-то утром совершенно неожиданно он прочел сцену смерти Холстомера. Это было страшно: казалось, он "видел", он почти "осязал" _с_в_о_ю_ смерть. Впервые прозвучали какие-то новые качаловские интонации: почти бесстрашная обнаженность, безжалостность мысли, -- то, чего раньше в его работах в такой степени никогда не было. В его восприятии Холстомер был (как и для Толстого) человеком. Великолепное толстовское творение для такого художника, как Качалов, было предельно влекущим. Оно требовало не меньшей обличительной проникновенности, чем роль "От автора" в "Воскресении". Холстомер и Серпуховской -- это не лошадь и человек, а два человека контрастного общественного положения и разной внутренней сущности. Творческий гений Толстого требовал от исполнителя бестрепетной правды. Картину медленного и мучительного умирания Холстомера Качалов давал на той грани, где бесстрашная творческая жестокость соприкасается с тонкой и бережной нежностью. А именно это чувство вызывала в исполнителе беззащитная старость Холстомера, все ее горькие и неповторимые подробности. Зато каким отвращением была овеяна в чтении Качалова мерзкая, животная старость плешивого и распухшего Никиты Серпуховского, промотавшего состояние в два миллиона!

   Осенью 1946 года праздновал десятилетие своего существования театральный коллектив МГУ, возникший в свое время с легкой руки Качалова, к которому студенты обратились за помощью.

   На вечере в Доме актера в годовщину со дня смерти Хмелева Качалов произнес вступительное слово. Группой театральных работников, занятых организацией научно-творческого кабинета по изучению наследия К. С. Станиславского, В. И. был избран руководителем.

   2 ноября он в последний раз играл "Воскресение".

   Артисты театра имени Ермоловой и ЦТСА, задумавшие под руководством В. Г. Комиссаржевского осуществить в концертном исполнении комедию "Сон в летнюю ночь" Шекспира, пригласили в качестве "ведущего" и комментирующего действие В. И. Качалова. Он читал два монолога: первый -- как эпиграф к постановке и второй -- как заключение. Музыка Мендельсона в этой композиции звучала гимном молодости и силам природы. Композиция с успехом прошла несколько раз в Колонном зале. В "толстовские" дни В. И. читал фрагменты романа "Воскресение" в Доме актера, в Октябрьском зале, в Литературном музее.

   24 ноября в последний раз шел спектакль "На дне" с участием Качалова.

   В связи со 125-летием со дня рождения Некрасова В. И. был введен в юбилейный комитет.

   Новый -- 1947 -- год В. И. встречал, как обычно последнее время, у О. Л. Книппер-Чеховой. 15 января выступил в первой радиопередаче "Пушкинских чтений" с фрагментами из "Руслана и Людмилы". В конце января была записана на пленку сцена из "Леса" -- встреча Несчастливцева (Качалов) с Аркашкой (В. Я. Хенкин). Подорванное здоровье лишило Василия Ивановича возможности сыграть эту роль в спектакле МХАТ в 1947 году. В феврале он выступил перед студийцами Театрального училища имени Б. В. Щукина.

   На эстраде в советские годы Качалов почти не читал Лермонтова. Но на пластинку были записаны "Смерть поэта", "Мцыри", "Воздушный корабль", "Дары Терека", "Узник", "Сон", "Я не унижусь пред тобой" и др. Некоторые пластинки совершенно искажали чтение (например, одна из записей "Дары Терека"), но перечитать их В. И. не собрался. Уже в последний год жизни он как-то из Кремлевской больницы писал: "Вчера два раза слушал себя по радио: в 6 часов Маяковский -- это только плохо, а в 11 часов -- Гамлет, это просто ужасно". Как-то в Барвихе В. И. прослушал по радио запись своего творческого вечера. Качество исполнения его очень расстроило. Много раз возвращался он мыслью к "Демону", над которым работал со Степановой, к "Герою нашего временя" и "Маскараду". Слушая сцены из "Маскарада" по радио с участием Бабановой, Астангова и Мансуровой, заинтересовался: "Много музыки -- и шумной, резкой. Но получил удовольствие, заволновался очень от Лермонтова. Сейчас достал, упиваюсь...".

   В первых числах марта была записана на пленку сцена из поэмы Некрасова "Русские женщины": роль княгини Трубецкой исполняла А. К. Тарасова, роль губернатора -- В. И. Качалов. В эти дни В. И. читал дома любимые еще с юношеских лет стихи Некрасова "Рыцарь на час" и "Надрывается сердце от муки", подготавливая их тоже для граммзаписи.

   В. И. относился с удивительным уважением к любому человеческому труду. В оценке людей, в действенной заботе о них раскрывалась непоколебимая логика его мысли и сердца. Он буквально не выносил, если человека оскорбляли незаслуженно. Особенно трогала его человеческая старость.