Сборник статей, воспоминаний, писем

   "...18-го числа я получила Ваши деньги и письмо, а 19-го опять слегла в больницу". Подобные письма не были редкостью. Это была совсем особая, мало кому известная сторона жизни Качалова. Сюда не допускался никто. Последние лет двадцать (а может, и больше) В. И. помогал деньгами не одному десятку сменявших друг друга стариков и старух или просто больных людей, обратившихся к нему за помощью. Среди них были и те, кого он когда-либо знал, но некоторые просто обращались к нему потому, что далеко шел слух о его легендарной доброте. Так нередко и писали: "Добрый Василий Иванович!" и те, кто ждал от него помощи, и те, кто просто по-человечески его любил. Всякую помощь он оказывал с удивительной легкостью и естественностью, как будто иначе и быть не могло, и с такой же простотой держал это втайне. Зато когда у него прямо спрашивали денег "на покупку коровы" или просили совета, как носить фрак, он оставался равнодушным.

   Когда он помогал друзьям, он умел это делать с таким неподдельным юмором и с такой деликатностью, как будто это была веселая и очень смешная игра, о которой не стоит и говорить. Удивительная у него была легкость в этой трудной области человеческих отношений. В. И. владел даром бережного отношения к людям, к детям в особенности.

   Он никогда никого не поучал и всегда смеялся, когда в письмах его спрашивали, как жить. Ему вообще несвойствен был назидательный тон, -- он чрезвычайно считался со свободой человеческих действий, никогда не вмешивался в чужую интимную жизнь и спокойно отстаивал свое право на свободу. Но пустяки иногда его взрывали. Взрывала всякая ложь, если он о ней узнавал. Он не выносил, когда извращали правду.

   -- Брехня! Вранье! Меня возмущает... -- как-то, вспыхнув, негодующе сказал он, и это волнение не сгладилось и на другой день.

   Были в людях качества, которые он категорически не принимал. Как-то за чайным столом кто-то из знакомых упорно жаловался, что брат или племянник, находящийся в трудном положении, просит денег. Недовольный и жесткий тон говорившего, по-видимому, не понравился В. И. Он помолчал, а потом тихо и сдержанно сказал: "Это называется иначе. Это называется -- у меня много расходов". Тон у В. И. был отнюдь не поучительный, скорей сконфуженный, но всем стало неловко.

   В конце мая В. И. заболел очень тяжелым воспалением легких. Со 2 июня он лежал в Кремлевской больнице до середины июля. Положение было крайне тревожным. Он очень ослабел и медленно поправлялся. Отдыхал на Николиной горе, потом в Барвихе. В сентябре, вернувшись в Москву, стал усиленно и бодро работать. Страна праздновала 800-летие своей столицы.

   2 сентября в "Уральском рабочем" была напечатана его статья: "Школа-студия Художественного театра". 2 октября, в день 70-летия M. M. Тарханова, он вместе с ним играл "Вишневый сад". 11 октября в "Советском искусстве" появилась статья Василия Ивановича, посвященная творчеству Тарханова. В середине октября он записал на пленку рассказ Чехова "В овраге". В этом рассказе Качалов любил все, но ему казалось, что длинный описательно-повествовательный текст будет скучен для радиослушателя, тем более, что рассказ не укладывался в одно выступление, а читался в три приема. Он любил встречу Липы со стариком, любил весенний вечер, когда "даже сердитые лягушки дорожили и наслаждались каждой минутой". Особенно любил Костыля, длинного, тощего плотника, который о людях судил с точки зрения их "прочности". Когда на свадьбе Аксинье оторвали на платье оборку, Костыль крикнул: "Эй, внизу плинтус оторвали! Деточки!" Перечитывая разговоры Костыля, В. И. не уставал наслаждаться: улыбка не сходила с его лица, он весь был озарен внутренним светом. Чудесное письмо по поводу этой своей работы получил Качалов из города Вязники от инженера по лесонасаждениям Б. Н. Бычкова, ценившего в чтении Василия Ивановича мастерство передачи русского пейзажа: "Звукоподражание крика лягушки чудесно, но с выпью... С выпью у Вас не вышло... Выпь кричит, уткнув нос в воду. Вода резонирует звук, делает его глухим и далеко разносит, в особенности в полую воду. Глухой крик выпи (б'ух, б'ух) подобен крику в пустую бочку, недаром колхозники и наши лесники зовут эту птицу "бухало".

   К 30-летию Октября В. И. в "Литературной газете" вспоминал свою первую встречу с советской драматургией: "До сих пор люблю его,-- писал он о Вершинине,-- с удовольствием и всегда с волнением играю сцены из "Бронепоезда". Образ героя, вышедшего из народа, близок моей душе, и я радуюсь возможности говорить "во весь голос" о великих новых гуманистических чувствах, которыми революция окрылила советского художника". 21 октября рецензент "Красной звезды" писал об "огромном интересе", с которым была прослушана сцена "Берег моря" на тематическом вечере "Партия большевиков в произведениях искусства" (в ЦДРИ).

   В юбилейные дни театра Качалов был очень бодр. Утром 27 октября он в театре раздавал почетные значки "чайка", а вечером играл в спектакле "Враги". В этот день он казался на сцене особенно молодым.