Сделай меня точно. Как репродуктивные технологии меняют мир

Дайан Блад разрешили забрать из криохранилища сперму мужа и сделать ЭКО в любой из клиник Евросоюза. «Был хороший день, – вспоминает Дайан, – мы вышли на улицу и открыли шампанское. Это был день рожденья Стивена. Ему исполнилось бы 32 года».

Сперму отправили в Бельгию. Докторам из Центра репродуктивной медицины при Брюссельском свободном университете пришлось подождать еще девять месяцев, чтобы суд подтвердил, что миссис Блад официально разрешено делать процедуру. В итоге яйцеклетки были извлечены и оплодотворены – шанс забеременеть оценили в 20 %, Дайан беременеет с первой попытки. Лиам родился 11 декабря 1998 года, на четыре недели раньше срока, и из-за проблем с дыханием попал в реанимацию. «Я сорвалась по-настоящему однажды в жизни – когда нянечка в роддоме сказала, что слышала по телевизору, что ребенок родился раньше срока, потому что я взяла сперму мертвого. Помню, как ужасно я на нее кричала».

Здесь история не заканчивается. Свидетельство о рождении Лиама выдали с прочерком в графе «отец», не имея юридических оснований вписывать туда имя того, у кого даже нет паспорта.

Начался новый суд. «В этот раз было еще сложнее, поскольку судиться пришлось не очень понятно с кем». Дайан билась с установленным порядком вещей и снова его переустановила. В конце концов правительство Великобритании приняло законопроект, разрешающий вписывать имя умершего отца в документы при посмертной репродукции. Кроме Лиама, новый закон коснулся еще тридцати детей – они тоже были зачаты посмертно, и, хотя письменное согласие мужей на изъятие спермы и оплодотворение было оставлено, имена их в детских документах не значились.

Тем временем в бельгийской клинике своего часа дожидались оставшиеся эмбрионы: поскольку Дайан забеременела после первого переноса, остальные были заморожены. Три года спустя, в 2001-м, она возвращается в Бельгию. С первой попытки ничего не получается, а вторая срабатывает. 17 июля 2002 года в Королевской больнице Халламшир в Шеффилде родился Джоэл. Тоже без официального отца – закон к тому моменту еще не был принят. Имя Стивена Блада вписали в свидетельства о рождении обоих его сыновей в 2003 году.

В 2004-м Дайан Блад написала книгу «Плоть и Кровь». В 2017-м дала большое интервью The Telegraph – о том, как ей живется после своей маленькой революции [121]. Два самых любопытных момента этого интервью – что Лиам вырос копией отца, а Джоэл узнал о своем необычном зачатии от девочки, прочитавшей эту историю в учебнике по религиоведению.

Дайан так никогда больше не вышла замуж и ни с кем не встречалась. Она вернулась в агентство и много работала. В свободное время она помогала женщинам, проходящим через посмертную репродукцию, и общалась со студентами, ее изучающими. «Бюрократы и формальности часто чинят нам препятствия, – пишет мне Дайан, – я, например, могла бы запросто взять сперму давно умершего анонимного донора, хранящуюся в Криобанке. Но только не сперму собственного мужа без нужной бумажки».

HFEA потратила больше ста тысяч фунтов на судебные издержки. Случай Дайан Блад вошел в учебники не только религиоведения, но и также истории и юриспруденции, став уникальным: посмертное извлечение спермы и оплодотворение без завещания сегодня запрещены в Великобритании окончательно и бесповоротно. «Мы судились не зря», – резюмировала Рут Дич.

Глава 5: Религия

Клирики полыхнули праведным гневом: непорочное зачатие, их патент, украден и воплощен конкурентами. В 2010 году хор христиан, от Папской академии наук до Московской патриархии, воззвал против вручения Нобелевской премии Роберту Эдвардсу, но ни Господь, ни господа из Нобелевского комитета не вняли их мольбам.

К антинаучному экстремизму церковь возвращалась и после инквизиции. Для ЭКО, локомотива, тянущего мир в будущее, она не сделала исключения и вставила палки в колеса, но пустить под откос так и не смогла. Пришлось прекратить перекрестный благодатный огонь и сесть за стол переговоров.

Парламентеры, исследователи христианской этики католики Томас Шэннон и Аллан Уолтер, в 1990 году предложили консенсус – биоэтическую доктрину «Рассуждения о моральном статусе преэмбриона» [122], примиряющую промысел божий с человеческим. Взяв их текст за образец, ведомства разных религий составили собственные уставы. Сквозь каждый из них красной нитью шла мысль: зачатие с медицинской помощью должно максимально соответствовать естеству (то есть внутриматочная инсеминация – это хорошо, а вот ЭКО уже не очень). За редким исключением команда разномастных теологов дружно сыграла против ВРТ, таких как: донорские яйцеклетки и сперма, суррогатное материнство, любое вмешательство в жизнь эмбриона, а также посмертная репродукция.

Два кита, на которых стоит религиозная метафизика в вопросах зачатия, – душа и брак.