Антрополог Виола Хёрбст описывает увиденное в репродуктивных клиниках Уганды [149]
. Доктор Убане, основатель, совладелец и главврач Makanga Clinic, – евангелист и прихожанин церкви Life Church (это ветвь Пятидесятнической церкви). Убане говорит: «Мою клинику основал Бог». Клиника Убане тесно сотрудничает с миссионерской организацией Faith and Science Ministry, в клинике еженедельно служатся мессы. Доктор Убане с женой ведут еженедельное телевизионное шоу, где рассказывают о Пятидесятнической церкви, бесплодии и ЭКО: их задача – подружить науку с верой. «Большинство пациентов просят меня помолиться за их эмбрионы, – говорит Убане, – я кладу руки на инкубатор и молюсь, желая эмбрионам стать людьми».Про ВРТ доктор говорит так: «Это знания, дарованные Богом. Раз технология доступна, значит, мы должны ее использовать. Табу только одно – уничтожение жизни». Если на Западе слабый эмбрион предложат пересадить сразу для того, чтобы клиент не потратил деньги зря, то в Уганде – чтобы не подвергать жизнь эмбриона опасности.
Жители Уганды очень религиозны. Хёрбст считает, что баптисты любой неуспех свяжут с недостатком веры: если эмбрион не прижился, значит, человек жил неправильно. У мусульман же всё в руках Аллаха, он вершит судьбу человека независимо от его поведения.
Второй страной, где она проводила свои исследования, стала Мали. Медики репродуктивной клиники в Бамако тоже были верующими, однако никто из них не молился ни в лабораториях, ни в операционных. ЭКО они воспринимали сугубо практично, делая даже запрещенную у суннитов процедуру с донорской клеткой. «Все потому, что в Мали Ислам не так строго регламентирует жизнь людей», – считает Хёрбст.
Предрассудки
Религиозное давление чревато разного рода кровоизлияниями из-за вины и стыда.
На сайте SheKnows баптистка Эмили Холли из Теннесси рассказывает [150]
, как прихожанин ее храма сказал, что «каждый, кто замораживает эмбрионы, не используя их, – убийца». Холли, мать дочери, рожденной в результате ЭКО, хранящая еще два эмбриона в клинике, отказалась принимать обвинения на свой счет: «Я уверена, что мы с мужем хотели создать жизнь, и я верю в Бога, дарующего жизнь».Но большинство верующих бы на ее месте расстроилось.
Баптистка Алекс Маклин на том же сайте рассказывает о муках совести: «Сначала большим, на что я могла отважиться, была инсеминация. ЭКО <…> оставалось для меня „серой моральной зоной“». Когда все же пришлось его делать, то выяснилось, что два эмбриона содержат неправильный хромосомный набор. Маклин пришлось принимать решение «экстремальной тяжести» об их уничтожении.
«Я полагала, что жизнь начинается с прикрепления эмбриона, а не с момента его создания, но мне никогда бы не хотелось проверять свою теорию на практике». Даже понимая безвыходность ситуации, Маклин остро переживала потерю, а заодно и теологический кризис.
Исследование психиатров из Туниса показало [151]
, что страдающие бесплодием мусульманки подвержены депрессиям, тревожным расстройствам, имеют нарушения пищевого поведения и суицидальные мысли, что неудивительно, учитывая их зависимость от семейных и религиозных норм. А обследование 120 кувейтских бесплодных женщин с помощью так называемой госпитальной шкалы тревоги и депрессии (Hospital Anxiety and Depression Scale, HADS) обнаружило [152], что они винят во всем себя и не хотят жить. Многие объясняли бесплодие проделками демонов или злых духов или наказанием за грехи.На суеверия – когда кладут руку на живот беременной, пьют из ее чашки или наделяют святых вроде Матроны или Ксении Петербуржской русалочьей силой и несут им «монетки» – церковь обычно фыркает. «Религиозная вера и суеверие различны. Одно вырастает из страха и представляет собой род лженауки. Другая же – доверие», – сказал Людвиг Витгенштейн. Однако доверие плохо сочетается с наказанием, которое за сделанный аборт или уничтоженный эмбрион посулит вам чуть ли не каждый второй священник.
Женщины, особенно без хорошего образования и устойчивой самооценки, метафизически списывают неудачи ЭКО на ранее сделанные аборты, считая, что их «карает Бог». В книге «Лаборатория Бога» антрополог Элизабет Робертс рассказывает о Сандре, девушке трудной судьбы из бедной семьи. В 15 она сбежала из дома, потому что к ней приставал мамин бойфренд. Стала жить с парнем на 12 лет старше, трижды беременела до 17 лет и делала подпольные аборты; попала в больницу с внематочной беременностью и чуть не умерла от потери крови. В тридцать, когда она захотела детей, забеременеть уже не вышло. «В начале лечения доктор Молина сказал Сандре, что ее судьба в руках божьих, – пишет Робертс, – доктора так обычно говорят, чтобы подбодрить пациентов. Однако Сандре стало больно от этих слов, ведь она была уверена, что ее бесплодие – наказание за грехи. Она также боялась, что если забеременеет, то ребенок родится больным, ведь она „не заслуживает ничего хорошего“».