«Одиноким психологически чуть сложнее брать донорскую яйцеклетку, – считает Лена Фейгин, – у замужних есть дополнительная мотивация, что ребенок будет от мужа. Это способ создать семью. В моей практике одинокие чаще принимают решение не рожать вовсе, чем брать донорский ооцит». Более сложные случаи, например когда донорский эмбрион вынашивает суррогатная мать, по мнению Фейгин, тоже лучше обсуждать с психологом, ведь такое материнство равноценно усыновлению, поэтому психологически может даваться сложнее. Однако неправы те, кто осуждает эти методы, и говорит «Лучше возьмите в детдоме». «Далеко не каждый человек способен на усыновление, – говорит Фейгин, – для тех, кто не может, не хочет и не готов к дополнительным трудностям, донорская яйцеклетка и сперма являются здоровой альтернативой».
Донор-знакомый или донор-родственник – квест с непредсказуемыми последствиями. Вот история английской семьи, пересказанная
Как рассказать детям о том, что они родились с помощью донорской клетки или спермы, – еще один постоянный вопрос, адресованный психологам. «С Гретой мы часто говорим о том, что семьи бывают разными, – рассказывает София Куно, мать-одиночка, воспользовавшаяся донорской спермой, – к счастью, в Швеции много детских книг на эту тему. В них все описывается примерно так: „Мама очень хотела ребенка, поэтому пошла и купила жидкость, помогающую делать детей“. Кажется, в детских книжках нет слова „сперма“».
Психологи рекомендуют книгу «Горошина, которой я был: История о донорстве спермы» («The Pea That Was Me: A Sperm Donation Story»), написанную психотерапевтом Кимберли Клугер-Белл. В этой книге, второй в серии, Клугер-Белл объясняет донорство спермы следующим способом: когда вы соединяете сперму («мужскую горошину») и яйцеклетку («женскую горошину»), то «в мамином животике вырастает маленький горошек». Однако бывает и так, что мужская горошина не работает, и тогда на помощь приходит «очень хороший доктор», помогающий найти «очень доброго человека», чтобы тот поделился своей горошиной.
«Мне всегда казалось, что люди навязывают мне травму, – пишет Валентина Меннессон, родившаяся при помощи суррогатной матери, – для них странно, что я не чувствую себя дефектной. Что росла счастливым ребенком. Особенно всех интересует, как я узнала о своем зачатии. Люди представляют себе это так: родители дождались момента и пригласили детей на разговор. Если бы все было так – наверное, у меня была бы травма <…> Но ни моя сестра, ни я ничего не узнавали на семейном собрании. Мы просто
С раннего детства девочки ездили в гости к Мэри, суррогатной матери. «Возможно, до пяти лет мы не понимали, как именно происходит экстракорпоральное оплодотворение. Помню, что думала о зачатии как о „посаженных семечках“. Помню, как мои родители называли суррогатную мать феей. И еще помню, как психолог, поговорив со мной, изменил мнение. Готовясь к участию в телепередаче, перед эфиром он спросил, считаю ли я Мэри „немножко мамой“. Я взяла цветные карандаши и нарисовала родителей красным, суррогатную мать желтым, а донора ооцитов голубым цветом. И объяснила иерархию: желтые и голубые помогли красным». Психолог показал рисунки в эфире – он понял, что в мире девочки
Мать Валентины боялась, что они с сестрой однажды подвергнут сомнению ее материнство. «Этого не случилось, – пишет Валентина. – Она – наша мама, которая о нас заботилась, растила, вставала к нам ночью, когда мы плакали, лечила, обнимала, провожала в школу, любила и будет любить всегда!»