Седьмая свеча

«Будущее – это то, чего у тебя уже нет!» – вдруг в голове словно прозвучал голос покойной матери Ульяны, и Ольга почувствовала, как спину обдало холодом смерти.

«Ты не права, старая колдунья! – мысленно возразила Ольга. – Пока я жива, у меня есть будущее».

«Пока…» – пронеслось эхом в голове, но Ольга уже прекратила спорить сама с собой. Опять пошла в ванную, вымыла шампунем голову и уложила волосы феном, затем занялась «боевой раскраской» лица. «Макияж должен не давить, а привлекать, быть ненавязчивым, но в то же время подчеркивать имеющиеся достоинства, – дала она себе установку на спокойствие и уверенность в себе. – Макияж утренний и вечерний отличаются, как день и ночь. Точно так же, как деловой и для любовной встречи. А какой подойдет для встречи со следователем? Он должен помочь расположить его к себе, завлечь. Для этого подойдет персиковый цвет и нежные тона. Все женщины в какой-то степени ведьмы, поэтому любой макияж – это тот же приворот, только без слов и заклинаний».

Пока Ольга рылась в ящиках трельяжа в поисках подходящей косметики, ей под руку попалась старая упаковка от французских духов, некогда подаренных Глебом. Она с раздражением схватила ее, намереваясь выбросить, и тут почувствовала, что она не пустая. Открыв, обнаружила в ней огарок свечи. Воспоминания сразу перенесли ее на несколько месяцев назад, в день смерти матери, когда ей казалось, что весь мир вертится вокруг нее, а единственной проблемой было избавиться от Глеба. За это время столько близких ей людей покинули этот мир, а Глеб, хотя и находится в заключении, продолжает жить. Такое чувство, что он неразделимо связан с ней крепкими нитями, больше напоминающими паутину. Она подбросила на руке огарок свечи, но не смогла поймать, и он закатился за тумбочку.

Ольга вышла из квартиры и стала медленно спускаться по лестнице. Слабость, вялость во всем теле, легкое головокружение вызывали желание лечь в постель, но она пересилила себя и вышла во двор. Осенняя свежесть немного взбодрила ее. Она обвела взглядом двор, словно впервые увидела его. Небольшой клочок асфальта, сжатый со всех сторон домами, гаражами и мусоркой. Перед домом напротив узкая полоска земли, огражденная деревянным заборчиком, перед ним скамейка, на которой любят греться на солнышке пенсионеры.

Возле нее обычно ставил свой «лексус» Степан, и там же он принял смерть от руки Василия. А сейчас возле этой скамейки стоит ее автомобиль. Она прошла по тому месту, где тогда лежало мертвое тело, и ничего не почувствовала. Обычный пятачок старого асфальта, и ничто не напоминает о том трагическом событии.

Что думал Степан тогда, какие мысли были последними перед тем, как его душа покинула этот мир? Вспоминал прошлое, детство, маму, а может, ее, Ольгу? Впрочем, скорее всего, нет. Пуля принесла боль, которая вытеснила из сознания все. Боль, шок, небытие, из которого нет возврата.

Тут Ольга вспомнила, что забыла в квартире мобильный телефон. Можно, конечно, не возвращаться, а дать ключи от дома Вараве и попросить его привезти телефон вечером в больницу. А самой отдохнуть, поваляться на больничной койке, отрешившись от всех забот. Но сейчас предстоит разговор со следователем, после которого, возможно, ей придется предпринять экстренные меры и телефон будет кстати.

Поднявшись на второй этаж, подумала: «А может, к следователю сегодня все же не стоит ехать? Повестки нет, я серьезно больна. Убедительное объяснение есть – ухудшение самочувствия. Если что, Маргарита Львовна не даст в обиду, распишет мое заболевание в красках». Но Ольга все-таки зашла в квартиру за мобильным телефоном, а на обратном пути в коридоре посмотрелась в зеркало, осталась собой недовольна, но подмигнула отражению – мол, не теряй надежды, пока я есть, вот если меня не будет, то и тебе не быть.

Плохая примета – возвращаться с дороги. У Булгакова в «Мастере и Маргарите», если бы Берлиоз на пять минут раньше или позже вышел из парка, то ничего бы с ним не случилось – в первом случае трамвай не доехал бы до перехода через трамвайные пути, а во втором – уже проехал бы его. Выходит, что сроки жизни предопределены судьбой, а мы только статисты, и неизвестно, лучше нам от этого или хуже.

Когда уже тронулась, пожалела, что села за руль. Головная боль усилилась, тошнота то и дело подкатывала к горлу, резь в глазах вызывала слезы, и все виделось словно в тумане, мелькали неясные образы.

Был час пик: перегруженные автотранспортом дороги, матерящиеся и ни при каких обстоятельствах не уступающие дорогу водители, ловкачи, пытающиеся протиснуться в самых невероятных местах, издерганные регулировщики на перекрестках, всегда правые пешеходы, пересекающие проезжую часть, где им вздумается.

За Бессарабской площадью, когда выехала на бульвар Леси Украинки, стало немного веселее, машин здесь было меньше, появилось ощущение, что и в самом деле едешь, а не плетешься в бесконечном потоке, то и дело дергаясь. Утром прошел мокрый снег, превратившийся в грязную жижу. Она облепила днища автомобилей и вылетала из-под колес, норовя залететь в приоткрытое окно.