Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Если говорить конкретно, я лично, к великому сожалению, не запомнил ни одной фамилии, ни одного имени. А вот мама моя, когда была жива, как-то смотрела вместе с нами по телевизору передачу, посвященную воинам-партизанам Великой Отечественной войны. И вдруг показала нам: вот он, с усами, небольшого роста, коренастый — это и есть командир, который нас освобождал из барака. Но этого всего, конечно, мало. Нужно рассказать что-то поконкретнее?

Только с какой стороны — не помню. Эти самые складские помещения, где нас содержали, находились на самой окраине Гомеля. Помню, близко подходил лес — и из него и пришли партизаны, чтобы нас освободить. Мама говорила, что нас в этих бараках держали, чтобы потом куда-то отправить, использовать для каких-то нужд фашистской Германии. Оно и похоже на то — иначе чего держать нас под конвоем, как военнопленных. Значит, вполне возможно, что место, о котором я говорю, где-то в архивных документах зафиксировано как пункт сбора русских для дальнейшей отправки в Германию или еще куда. Очень хотелось бы обо всем этом узнать поточнее и получить информацию. Не могли не знать о таких пунктах сбора и местные жители Гомеля. Поэтому, если это возможно, прошу откликнуться. Может быть, кто-то что-то знает. А может быть, сохранились и какие-то архивные документы.

Горькая память войны

Туманова (Выходцева) Нелли Михайловна

ур. ст. Занозная Барятинского района Калужской области

Детская память мало что хранит о войне и ее ужасах, но рассказы родных и родственников в памяти до сих пор. Хочу сразу оговориться: после войны рассказы о том, что были угнаны в лагеря, считались запретными, хотя нахлебались слез и от тех, кто занимался расспросами: где были, чем занимались... от своих же, рядом живущих.

Когда началась война, отца, М. А. Выходцева, 23 июня 1941 г. забрали на фронт, мама — Т. А. Выходцева, я, моя сестра Валентина и брат Виктор остались одни. Мама работала билетным кассиром на железнодорожном вокзале. Вскоре к нам приехали родители мамы и ее сестра, которые бежали от воины из Витебска (Белоруссия), они думали, что до Москвы немцы не дойдут, их остановят. Но уже в октябре 1941 г. немцы вступили на Барятинскую землю. В нашей семье было девять человек. Наверное, поэтому нас из дому не выгнали. Первый месяц немцы не особенно злобствовали, но к началу суровой зимы 1942 г. стали отнимать у населения теплые вещи, натягивали их на себя — боялись русских морозов. Часто бомбили станцию, ведь здесь проходила линия фронта — Ельня, Зайцева гора и железнодорожный узел. Горели составы с зерном, и население по ночам ходило, разгребало это сгоревшее зерно. Запах «сгоревшей каши» до сих пор преследует меня. Трупы немцев свозили к железной дороге, укладывали штабелями, и я помню, как ходили и смотрели на замерзшие трупы, а немцы разгоняли нас.

В ноябре 1941 г. умер мой братик Виктор, ему было два года, от менингита. Перед новым 1942 г. всю молодежь станции и близлежащих деревень угоняют в Спас-Деменск, а затем в Германию. Я тогда не понимала, почему так плакали все, а бабушка упала в обморок, ведь забирали трех ее дочерей — мою маму, Нину, Лидию. Меня крепко прижала к себе мама и никуда не отпускала от себя. Ее бил фашист, наконец, не выдержав, оттолкнул маму вместе со мной в сторону. Нина и Лида прошли «фильтрацию» в Спас-Деменске, у Нины обнаружили экзему на руках и вернули, а Лидию угнали в Германию, где она пробыла до апреля 1945 г.

Дальше постигает нас еще одна беда — мою сестру Валю убило осколком снаряда. 15—20 апреля 1942 г. все население станции угоняли, как скот. Оказалось, гонят нас в лагерь Рославля. Мама рассказывала, что по дороге немцы убили семью из семи человек. Женщина не могла идти, у нее грудной ребенок болел. Она села на дороге, и их всех расстреляли.

В Рославле поместили в лагерь за колючей проволокой. Мама впервые увидела наших военнопленных. Их было много, и она подумала, что, вероятно, это конец. Часто там раздавались выстрелы из автоматов, военных грузили на крытую машину и увозили. Были потери и у нас, у гражданских. Подростки собирались убегать к партизанам, их вылавливали и расстреливали на месте.

Примерно в 1980 г. я оказалась в поезде с попутчиком из г. Рославля, разговорились, и вот тогда он сказал, что в 500—600 метрах от лагеря был вырыт ров, куда свозили все трупы. Сейчас на этом месте стоит стелла в память о погибших.