Секрет ворчливой таксы

Лотти тряхнула золотистой гривой – ее папа был серебряным единорогом, а она, кажется, золотым – и сама восхитилась своими шелковистыми локонами. От них вкусно пахло: душистыми специями для рождественского пирога. Повернув голову, Лотти оглядела себя всю и дернула золотистым хвостом, таким же густым и кудрявым, как грива. Ее шерсть блестела словно отполированная.

– Ты очень красивая, – сказал ей папа. – Такая высокая. Как давно я не был дома… – Он опять улыбнулся, но это была печальная улыбка.

– Хорошо быть единорогом? – спросила Лотти, подумав, как было бы здорово остаться здесь навсегда. Больше никаких сомнений, никаких сложных вопросов. Только стремительный бег под луной.

– Нет. – Папа на миг замолчал и добавил: – Это прекрасно. Но это не наше предназначение, Лотти. Ты действительно хочешь расстаться со всеми, кого любишь?

Лотти моргнула, взмахнув длинными золотистыми ресницами:

– Нет. Я не хочу бросать маму. И Софи. И Руби. Даже Дэнни. Как же без них?

– Вот именно. Где бы ты ни был, нужно всегда возвращаться домой.

– Ты вернешься? – с надеждой спросила Лотти.

– Я пытаюсь, Лотти, честное слово. Но это непросто.

Тихий лунный свет потускнел, сменившись ревом мотора и едким соленым ветром.

Теперь Лотти оказалась в лодке. Нет, не в лодке, а на большом корабле, где странно пахло. Хуже, чем автомобильными выхлопами. Наверное, из-за мотора. И еще здесь пахло рыбой. Лотти стояла на палубе, опираясь о перила, и смотрела на серое море, простиравшееся до самого горизонта.

Она чувствовала, что рядом с ней стоит папа. Но теперь он молчал. Может быть, он не знал, что она тоже здесь.

Робко и осторожно, словно боясь, что он исчезнет под ее взглядом, Лотти повернулась к нему.

Ее папа!

Уже не в облике серебристо-белого единорога, а в своем настоящем, человеческом облике! Сердце у Лотти забилось быстрее, и она неуверенно прикоснулась к рукаву его желтой клеенчатой куртки.

Он ее не почувствовал. Лотти тяжело вздохнула. То же самое происходило, когда она навещала маму в Париже, пройдя через волшебную дверь, которую Софи нашла в дядином зоомагазине. Эта дверь привела их в другой магазин, где жили яркие птицы, свободно летавшие под расписным потолком, – парижский волшебный зоомагазин, располагающийся неподалеку от маминой квартиры.

Когда Лотти с Софи поднялись по пожарной лестнице и забрались в мамину квартиру через окно, Лотти бросилась обнять маму. Увидев, как мама плачет, потому что скучает по ней, Лотти забыла, что ей никак не положено здесь находиться, что у мамы возникнут вопросы, на которые ей будет трудно – почти невозможно – ответить. Она думала только о том, чтобы скорее утешить маму. Но мама ее не увидела и не услышала. Хотя Лотти была уверена, что мама что-то почувствовала, для нее Лотти с Софи оставались невидимыми словно призраки. Наверное, это и к лучшему, потому что Лотти действительно было бы затруднительно объяснить свое появление в Париже. Но все равно ей так хотелось обнять маму по-настоящему!

И теперь папа тоже ее не почувствовал. Наверное, это значит, что на самом деле ее здесь нет, рассудила Лотти. По-прежнему держа его за рукав – неужели она и вправду боялась, что его унесет ветром? – она запрокинула голову и посмотрела ему в лицо. Папа был очень высоким. Она смутно помнила, что он был очень большого роста, но не знала, действительно ли он такой или просто ей так представлялось по воспоминаниям из раннего детства, когда она была совсем крохой. Теперь она убедилась, что он действительно очень высокий. И загорелый. Гораздо смуглее, чем дядя Джек, который в шутку называл себя троглодитом, прячущимся от солнца в недрах зоомагазина. Лотти подумала, что папа и должен быть загорелым, раз он столько времени прожил в Индии или где-то рядом с Индией. В его волосах, таких же кудрявых и черных, как у нее самой, уже пробивалась серебристая седина.

Его пальцы были точно такими же тонкими и длинными, как у Лотти. Она затаила дыхание, глядя на эти пальцы. Папа… Она плохо помнила папу, но она помнила его руки. Помнила, как он складывал бумажные самолетики. Как он изображал действия персонажей из детских песенок, которые так нравились Лотти, когда она была маленькой. Она отпустила папин рукав, прикоснулась к его руке, вложив в это прикосновение всю свою любовь и надежду, и мысленно обратилась к нему: «Папа, я здесь».

Он моргнул. Только моргнул, и все. Может быть, просто от ветра.

Лотти вздохнула. По крайней мере, он сейчас на корабле. Это же хорошо, правда? Это значит, что он уже едет домой. Конечно домой, а куда же еще? Единорог говорил, что он пытается вернуться. Наверняка это не просто сон. Это подсказка, что папа вернется, что он уже едет к ней.