Секретный сотрудник

Один из них был Страшкевич; второй — средних лет мужчина в кожаном шлеме и в старинных автомобильных очках, поднятых на лоб (у Страшкевича такой же шлем и очки лежали на коленях). Вид у обоих был растерянный, и кроме того, Кузницу казалось, что второго он уже где-то встречал. Он начал читать заметку, поглядывая на посетителя, который с нескрываемым интересом рассматривал компьютер Кузница.

«Двое неизвестных, — говорилось в заметке, — были задержаны полицией на платформе станции метро «Театральная». В полицию обратились пассажиры, которым показались подозрительными вид и поведение неизвестных — оба были одеты в кожаные комбинезоны и шлемы, напоминающие одежду летчиков времен зари воздухоплавания, — Кузниц ухмыльнулся, прочитав про «времена зари», — и при приближении поезда пытались укрыться за скамейками. Документов у них не было, и оба в один голос утверждали, что они прапорщики из Броневого дивизиона гетмана Скоропадского, Страшкевич и Щур, и просили позвать командира отряда капитана Плешко, который будто бы мог удостоверить их личность.

Из дальнейших расспросов выяснилось, — писал автор заметки, — что они были ранены во время боя с отрядами Петлюры, наступавшими на город в декабре 1918 года, — здесь в заметке был в скобках поставлен вопросительный и восклицательный знаки, — потеряли сознание, а когда пришли в себя, обратились за помощью к прохожим». Дальше было написано, что эти сердобольные прохожие — студенты находящейся неподалеку Академии коммунального хозяйства на Печерске — накормили и напоили («Как без этого?» — подумал Кузниц) и, желая показать им город, повели гулять и привели их в метро, где те и были задержаны. Статья заканчивалась обычными рассуждениями о мутантах и монстрах, типичными для любимой газеты городских обывателей.

Кузниц еще раз посмотрел на фотографию, вглядываясь в лицо старшего «самокатчика» с очками на лбу, и вспомнил, где он его видел.

«Так это тот самый «Чкалов», которого мы видели год назад на «Театральной», когда от Шварца ехали. Он тогда с полицейским разговаривал, и я еще Инге потом сказал, что он похож на фотографию Чкалова после перелета в Америку». Он собрался было спросить Страшкевича, где сейчас его товарищ и почему не пришел, но посетитель его опередил.

— Разрешите обратиться? — спросил посетитель.

— Валяйте, — усмехнулся Кузниц.

— Разрешите узнать ваше звание?

— Ну лейтенант, — сказал Кузниц, — но давайте без чинов — мы, хотя и армейская контора, занимаемся делами гражданскими. Меня Генрих Эдгарович зовут.

— Хорошо, — сказал прапорщик Страшкевич, — скажите, господин лейтенант, — он замялся, — или надо товарищ?

— Вообще-то, надо «товарищ» по уставу, но я же сказал — я Генрих Эдгарович, а вы?

— Николай.

— Так что вы спросить хотите, Николай? — Кузниц улыбнулся — нравился ему этот розовощекий «прапор». «И у Булгакова он розовощекий», — вспомнил он вдруг, и жутко стало: мало того, что воскресший, так еще и литературный герой придуманный.

— Я вот что хотел спросить, — гражданские обращения прапорщик явно игнорировал, — а Интернет у вас на компьютере есть?

Такого вопроса Кузниц не ожидал. Никто из посетителей: и шарлатанов, и клонов потенциальных ни о чем подобном не спрашивал.

— Есть, — ответил он.

Но прапорщика этот вопрос интересовал не на шутку:

— А какой он у вас, анлимитед?

— Не знаю, — засмеялся Кузниц, — контора платит.

— А… — прапорщик Броневого дивизиона гетмана Скоропадского был явно разочарован.

Задавая стандартные вопросы о жизни прапорщика Страшкевича до и после воскрешения, Кузниц постепенно убеждался в том, что Николай Страшкевич не врет. Могло быть все что угодно — он мог сам стать жертвой обмана, хотя кто его мог обманывать и с какой целью? — но он Кузницу не врал. Даже его неприкрытое увлечение Интернетом, мобилками и прочими игрушками современной молодежи, если подумать, говорило в его пользу. Он не строил из себя жертву непонятных сил, перенесших его из прошлого, он этой жертвой был: искренне сокрушался, что маму больше не увидит и товарищей из старой жизни, но также искренне и радовался всему новому и интересному, что окружало его теперь.

«Это что же получается? — думал Кузниц, отправив прапорщика к историкам, — получается, что не прав Аврам Мельхедекович, что клоны все-таки есть или действует какая-то сила, переносящая из прошлого в наше время. А как быть с Булгаковым? Выходит, не придумал он прапорщика Страшкевича, выступившего в одиночку со своим броневичком против отряда Болботуна на Московской улице. Но с другой стороны, Страшкевич говорит, что и Щур тоже воевал с ним рядом, а у Булгакова Щур — большевик и саботажник. Впрочем, тут ясно — авторский вымысел, не хроники же писал Михаил Афанасьевич. А возможно, что и все придумал и никаких прапорщиков не было, а этот прочитал «Белую гвардию» и решил выхлопотать пособие». Но чувствовал Кузниц, что не врал ему прапорщик.

— Темна вода во облацех, — сказал он вслух, вспомнив выражение профессора Рудаки, — ничего не ясно ни с клонами этими, ни с оружием, — и стал собираться домой.