Секретов не будет

В конце тридцатых годов П. П. Лучинников работал счетоводом в райпотребсоюзе. Затем заведовал столовой на военном аэродроме. Выйдя из армии, он устроился в какую-то хитрую артель, вследствие чего привлекался к суду, временно не работал и наконец был принят мастером ремонтно-строительного цеха на Кулябинский часовой завод. И если о предыдущих этапах жизненного пути Петра Прокофьевича сохранились в основном лишь обрывочные и разноречивые сведения, то о его пребывании на часовом заводе повествует обширное и всестороннее досье.

Исходящим документом этого досье принято считать письмо рабочих из бригады Лучинникова в газету «Кулябинская правда», в котором они просили защитить их от мастера. Дело в том, что П. П. Лучинников повел себя в бригаде, как дореволюционный купчишка на своей мануфактуре. Был груб и заносчив, оскорблял людей, не соблюдал техники безопасности. Подделал подписи должностных лиц, получил ценные стройматериалы, которые «сплавил» кому-то на дачу. Двое рабочих показали, что мастер не гнушался брать с них деньги.

Все эти факты при проверке полностью подтвердились, и Лучинникову дали поворот от заводских ворот.

Бывший мастер принялся писать жалобы, оспоряя решение рабочего коллектива. Он сообщал, что ему выдали «волчий билет», никуда не берут на работу. Это было беспардонным враньем. Лучинникову предлагали работать управляющим домами, заведующим складом стройтреста, диспетчером городского газового хозяйства, начальником пожарно-сторожевой охраны.

А Лучинников упорствовал:

— Желаю работать только на часовом и в прежней должности!

Четыре года кляузник занимался лишь тем, что обливал грязью бывших своих сослуживцев. И лишь на пятый милостиво согласился пойти мастером ремстройцеха на другой кулябинский завод — на «Дормаш».

Можно было ожидать, что на новом месте Лучинников постарается показать себя с хорошей стороны, возьмется за ум. Но не проработал и без году неделю, как опять прослыл грубияном и самодуром. Плотник Борис Гребенщиков чем-то не угодил мастеру, и тот оставил его без работы на весь день. Отказался закрыть наряд кровельщикам Королеву и Рысцову. Штукатура Пелагею Мещаниевскую довел до того, что она уволилась с завода.

Обнаружилось также, что мастер занимается приписками и другими неблаговидными делишками. Как-то он получил со склада сто двадцать листов шифера, восемьдесят пошли в дело, а остальные исчезли неизвестно куда.

— Никому отчета давать не собираюсь! — нахально заявил он.

Нужно сказать, что далеко не со всеми мастер Лучинников был груб. В своей бригаде Петр Прокофьевич оказывал трогательные знаки внимания женщине, которая была моложе его чуть ли не на двадцать лет. Конечно, амурные увлечения мастера можно было бы посчитать его сугубо личным делом, если бы не одно обстоятельство. Лучинников ублажал и вознаграждал избранницу своего сердца то за счет других рабочих, то за счет казны. Пассия мастера подает керамзит на расстояние в десять метров, а мастер пишет, что материал доставлялся за пятьдесят. А в день зарплаты выясняется, что избранница сердца получает по ведомости в полтора раза больше, чем другие работницы, занятые на тех же самых операциях.

Терпение у рабочих, наконец, иссякло, и они решили провести собрание. Рабочие с возмущением говорили о проделках мастера и не строили никаких иллюзий насчет его дальнейшего исправления. Словом, мастеру Лучинникову дали поворот от других заводских ворот.

И снова бумажный поток хлынул со стола П. П. Лучинникова. Жалобы опять разбирались представителями заводских, городских, областных организаций, облсовпрофа и двух министерств. Десятки работников откладывали свои неотложные дела, выписывали командировки и приезжали в Кулябинск на завод дорожного машиностроения. И все убеждались: мастер Лучинников уволен правильно, в полном соответствии с трудовым законодательством.

Дело кончилось тем, что Кулябинский горком КПСС исключил Лучинникова из членов партии. В горком Лучинников не явился. Он уже строчил новые кляузы. Минуя городские организации, они шли в республиканские и всесоюзные. Два года подряд бывший мастер писал апелляцию за апелляцией. И Лучинникову была предоставлена еще одна, последняя возможность доказать, что он может исправиться. В принятом по его партийному делу решении отмечалось, что он исключен из партии вполне обоснованно, однако, учитывая, что он признает свои ошибки, решено было ограничиться строгим выговором с последним предупреждением.

— Возвращайтесь на завод, начинайте работать, — сказали Лучинникову, — постарайтесь честным трудом и безупречным поведением оправдать наше доверие.

Но Лучинников и не подумал прислушаться к доброму совету. Он выдвинул новый ультиматум, настаивая, чтобы с него сняли всякое партийное взыскание, и от предложенной на заводе работы отказался.

О том, что бывший мастер обитает теперь в Москве, в Кулябинске узнали по почтовому штемпелю на конверте, неожиданно пришедшему на завод. В конверт был вложен гривенник, а к нему пояснительная записка: